Осенние каникулы. Василий Поветкин

делаю, но, конечно, не осенью и уж тем более – не в воскресенье.

      Я не мог бы петь совершенно чисто, здесь уж много причин: в принципе недостаток таланта, вчерашняя ночь, тот факт, что я проснулся час назад и не распелся (никогда больше так не буду!), и, конечно же, что? Правильно, сегодня воскресенье – но это вы итак знаете.

      Я и называть не буду, что я пел, вам самим всё понятно, тысячи раз, бывая в переходах, мы слышим одни и те же песни, но разве это плохо?

      Пел, голос потихоньку просыпался, и что самое главное – люди кидали монеты, а значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день.

      Но я их не просил специально – я просто пел, а они сами так решили, может, песни нравились, а может по лицу поняли, что вот эти копейки в чехле – это единственное, на что я буду жить ближайшее время.

      Я полностью отдался процессу и – наконец-то! – больше ни о чём не думал, а самое главное – именно в это время люди не просто давали бедному парню на существование, но даже останавливались и подпевали.

      Какие люди? Группа школьников, где-то седьмой класс, но они ничего не дали, остановились и чуть-чуть повизжали-подпели; пожилая женщина, прекрасно одетая, положила целых пять рублей; непонятный мужчина, который ни на секунду не остановился, или даже ускорил шаг, проходя мимо меня, но бросивший, кажется, рубль; парочки, парочки, парочки, но откуда они вообще взялись и с чего решили, что можно любить в это моросящее воскресенье?

      Так продолжалось несколько часов, пока не произошло кое-что совершенное литературное и крайне неприятное.

      Я почувствовал, а может, краем глаза и увидел, что на меня смотрят, и уже долго, но смотрят не так, как на музыканта. Какой-то хищный, неприятный взгляд. Я оглянулся, впрочем, не прекращая своих дел, и увидел… Митьку! А рядом с ним большого, злого, обременённого восьми классами школы и тремя – колледжа, образованием, субъекта. Митька показал на меня пальцем, и почему-то именно в этот момент музыка в переходе закончилась.

      Митька и субъект начали на меня надвигаться. Я заметил, что под левым глазом у Митьки фингал, а сам глаз расплылся и не очень-то хотел открываться. Я почему-то подумал, что точно такой фингал в самом скором времени появится и у меня. Может, под обоими глазами. Может, только от одного удара.

      – Ну что ты, *** ***? (нехороший и несколько подлый человек), – обратился ко мне субъект. Вопрос, конечно, замечательный, но в самом деле, что это я?

      – Добрый день! – улыбаясь, поздоровался я с субъектом, руки, к слову не потянув.

      Митька стоял сбоку и немного позади:

      – Здорово, Митька! – обратился я к Митьке, но ни он, ни его отец (а это был именно его отец) не ответили взаимностью.

      – Я тебе сейчас, *** (восклицание, усиливающее речь) покажу «добрый день», *** *** (нехороший и несколько подлый человек), – всё же поздоровался со мной субъект. Кстати, он говорил, не «что», а «шо» не сейчас, а «шчас». Зато *** *** он говорил великолепно.

      Он подошёл совсем близко ко мне, а люди в переходе обходили нас по максимальной траектории и с максимальной скоростью.

      Начался непродолжительный, но внушающий