Полмира. Джо Аберкромби

и Матерь Море посылала волну, и темное становилось красным, а потом розовым, а потом и вовсе смывалось и исчезало.

      И в первый раз за долгое время Колючка испугалась. Сильно, по-настоящему испугалась.

      Хуннан медленно встал, медленно развернулся. Он всегда хмурился, а уж на нее в особенности. Но сейчас его глаза блестели как-то по-особенному, так, как она никогда еще не видела.

      – Колючка Бату.

      И он уставил на нее окровавленный палец.

      – Я объявляю тебя убийцей.

      Среди теней

      – Твори добро, – сказала Бранду мать, когда умирала. – Пребывай в свете.

      Что это значило, шестилетний Бранд не понимал. Сейчас ему стукнуло шестнадцать, но это ничего не изменило – он по-прежнему не знал, что это значит – «творить добро». И вот теперь он стоит с головой, забитой странными неподходящими мыслями, а между прочим, это самый торжественный момент в его жизни.

      Потому что это высокая честь – стоять на страже у Черного престола. В глазах богов и людей он теперь – воин Гетланда. Он же этого и добивался, правда? Кровь проливал, тяжко трудился. Бранд мечтал стоять среди братьев по оружию среди священных стен Зала Богов сколько себя помнил.

      Но сейчас ему почему-то казалось, что он не пребывает в свете, как хотела мать.

      – Не нравится мне эта затея с набегом на островитян.

      Отец Ярви снова это сказал, и разговор зашел на очередной круг. Служители всегда так делают.

      – Верховный король запретил обнажать мечи. И он очень рассердится.

      – Верховный король запрещает все подряд, – заметила королева Лайтлин, поглаживая большой живот – она носила младенца. – И сердится – тоже постоянно.

      Сидевший рядом с ней на Черном престоле король Атиль подался вперед:

      – А между тем он подбивает островитян, и ванстерцев, и прочее отребье напасть на нас…

      По рядам лучших людей Гетланда, собравшихся возле королевского престола, прокатился возмущенный ропот. Еще неделю назад Бранд роптал и возмущался бы громче всех.

      Но сейчас у него из головы не шел Эдвал. И как у него из шеи торчал деревянный меч и кровавая слюна текла. И как он этот странный звук издал – то ли гоготнул, то ли хрюкнул. А потом затих. Навеки. И как стояла на мокром песке Колючка, и как волосы липли ей к заляпанному кровью лицу. Стояла и смотрела с раскрытым ртом на Хуннана, который объявил ее убийцей.

      – Два корабля моих захватили! – крикнула женщина и погрозилась кулаком, на груди у нее болтался усаженный драгоценными камнями ключ торговца. – И они ж не только груз покрали, они людей перебили!

      – А ванстерцы-то снова границу перешли! – гулко загудело из той половины зала, где стояли мужчины. – Усадьбы пожгли, добрых гетландцев в рабство поугоняли!

      – А еще там видели Гром-гиль-Горма! – выкрикнул кто-то ненавистное имя, и под сводом Божьего зала тут же зазвучали проклятия. – Сам Крушитель Мечей явился!

      – Островитяне должны уплатить виру кровью! – прорычал старый одноглазый воин. – А за ними – ванстерцы!