Разговоры с живым мертвецом. Павел Владимирович Рязанцев

(раз он здесь, значит, больной, верно?) простонал.

      – Как ваше самочувствие? – пробормотал студент, жалея, что под рукой нет конспектов.

      Больной скорбно засмеялся. Словно он задыхался, и смех вышел непроизвольно, сам собой.

      – Тяжёлая же работа тебе досталась. Династия?

      – Нет, сам захотел.

      Пациент насмешливо улыбнулся, но внезапно охнул и потянулся к затылку.

      – Говорю же вам, не двигайтесь! – Максим подскочил к койке и вернул руку пациента в исходное положение.

      – «Сам захотел» значит «не заставили, но внушили», – неторопливо продолжал собеседник

      (пора бы уже и спросить об имени, паспорта-то нет),

      смотря не столько на студента, сколько в стену за ним. – Я прав, не так ли?

      Максим задумался, но не ответил.

      – Ладно, будем считать, что это осознанный выбор, – примирительно поднял ладони незнакомец. – Призвание, любовь к ближнему, все дела.

      – Вас нашли в парке без сознания, – начал интерн. – В карманах ничего не обнаружили, – кивнул он на джинсы, – мы даже не знаем, кто вы. Как вас зовут?

      – Симеон.

      («Армянское, вроде, имя, но что-то не похож он на армянина».)

      – Симеон, на вас напали? Били по голове?

      Симеон отвёл взгляд. Судя по выражению лица, он обдумывал, что ответить.

      – Не только по голове…

      – Вы пили?

      – Нет. Не пью, смысла нет.

      – А раньше пили? – Максиму вдруг пришло в голову, что Симеон не жертва нападения, а просто напился с друзьями и попал в какое-то пьяное приключение, о чём не горит желанием рассказывать.

      – Нет, не пил.

      – Даже по праздникам? – не унимался интерн. – Я врач, мне можете рассказать.

      – Мы, русские, можем и без повода, – пациент разразился каркающим смехом. – Шучу-шучу.… Не пью.

      Максим вздохнул. Разговор только-только начался, а он уже устал.

      – Ну а так, чем занимаетесь?

      – Даже не знаю, – пациент пожал плечами, – работаю. Или думаю, что работаю. Сейчас много за что платят деньги, да пользы от всей этой «работы» как будто и нет.

      – Понимаю. В офисе сидите?

      – Ах да, эта тесная, как гроб, коробка, в которой торчишь до пенсии либо до нервного срыва, после чего тебя вежливо попросят уйти…

      Максим закатил глаза, едва сдержавшись, чтобы не зевнуть.

      – Ты тратишь лучшие годы жизни на непонятно что, а затем наступают эти пресловутые «сроки дожития», и даже близкие отворачиваются от тебя, денег-то в дом уже особо не приносишь. Разве что за наследство какое-нибудь могут пободаться.

      – Скучная у вас жизнь, раз вы так быстро в ней разочаровались, – студент прервал этот поток сознания. – Может, я чего-то не понимаю, но мы с вами вроде как ровесники. И я не считаю свою работу бессмысленной и бесполезной. Помощь людям всегда была в цене.

      – Посмертные почести и статья в газете – такая себе награда за жизнь, потраченную на других.

      – Лучше такая жизнь, чем потраченная в никуда, – студент повысил голос,