Собрание сочинений. Том 3. Александр Станиславович Малиновский

спине, подставившись весь под утреннее солнце, говорил Размахай-Алексей. – Мне надо вечером посетить «Тройку». Возьми мою и свою и сгоняйте в Барселону. Хреново, что я со своей на корриду уже съездил, она второй раз не поедет. Вот что: я «прихворну», а ты предложи съездить в дом-музей Сальвадора Дали, вернее, театр-музей Дали в Фигейросе. Это недалеко. Она мне все уши дорогой еще прожужжала.

      – Ну, а сама коррида-то как?

      – Мне не понравилась, Зинаиде – да, очень понравилась, аж ножками сучила.

      – С чего так – не понравилась?

      – Понимаешь, там не бой, а сплошное убийство быков. Распланированное артистическое действо: примерно на каждой двадцатой минуте уставшего, измученного прежде пешими, я их насчитал до семи, человек, а потом еще двумя на лошадях, с бронированными попонами, быка забивал тореро. Причем, более половины было убито не с первого раза. Может, это специально, я не понял, чтобы пощекотать нервы. Но вот уж финальная сцена, когда добитого ножом быка за рога вязали веревкой и тройкой лошадей волочили с арены, конечно, жуткая. Только что на глазах было существо живое, дикое, красивое, безжалостно поставленное в условия, когда надо защищаться, и вдруг через двадцать минут – все! Труп. За три часа корриды убили шестерых быков. Мне один больше всех понравился, рыжий такой, небольшой. Он одного стервеца, ага, с плащом так здорово поддел, что тот упал, вскочил и спрятался за специальный барьерчик в нишу. Туда бык с его рогами просунуть голову не может. Все предусмотрено. Мясники.

      – Но ведь, наверное, риск есть большой!

      – Есть, и немалый. Но уж больно силы неравные, все обставлено для убийства, а не для поединка. Не столько быков жалко, сколько неловко за людей с оружием.

      – В доме-музее Дали мы уже были.

      – Когда успели? – удивился Алексей.

      – За день как с вами познакомились.

      – Ну и как?

      – Не знаю, однозначно не могу определить. Он большой оригинал, может, например, мужскую голову изваять, поменяв ухо и нос местами.

      – Хорошо еще, что только эти части меняет местами, – резюмировал Алексей.

      – Моя Светлана долго стояла, – продолжил Касторгин, – около этой головы и поняла то, что я не понял, – почти серьезно рассказывал Кирилл Кириллович, – это гимн жизни, а вернее, ее красоте и целесообразности! Так она определила.

      – Не понял, – признался Алексей.

      – Что ж тут не понять. Великий Дали показал, как было бы гнусно, если бы многое поменялось местами, было не так, как сейчас. А если все на месте, дружище, все, как надо, так радуйся! Руки, ноги и все прочее…

      – А-а-а, ну да, – согласился Алексей, – у меня тоже все на месте, отпустите меня в «Тройку», робяты!

      – А «Тройка», это что? – спросил Касторгин, полуобернувшись со спины на правый бок и из-под ладони левой руки пытаясь отыскать глазами ушедших к воде женщин.

      – Так ты несколько раз проходил мимо. Это русский ресторан со щами, пельменями. Наверху номера с девочками. Причем русскими.

      – Ладно