Пока ты здесь. Наталья Ильина

тем опаснее станет. Понимаешь, кроме тех людей, кто здесь давно, есть другие, они появляются каждый день. Одни выбирают запад. Неосознанно, инстинктивно идут за солнцем. И начинают вспоминать. И если успеют вспомнить – возвращаются. А другие выбирают восток. Они ничего не вспоминают, просто идут туда весь день, и на закате оно их забирает. Уводит с собой. Навсегда. Им ничего не грозит, их никто не трогает. И только немногих оно старается схватить, удержать во тьме сразу, еще днем. Не позволить вернуться. Таких, как ты. Единственное, чего оно всегда избегает, – свет.

      – Ну хоть так. – Дина пыталась переварить рассказ Алекса. – Будем держаться на свету. А тебе какой резон со мной возиться? Ты всех, что ли, провожаешь? Или ты здесь живешь?

      Дина бросила взгляд за окно. Предположение выглядело безумным. Но не безумнее того, что она не узнала свое отражение в зеркале и помнила назначение всего, что ее окружало, но не себя саму.

      – Живу я в центре. А провожаю всех, кого встречу. И на запад, и на восток иногда. А что здесь еще делать? – Алекс пожал плечами. – Хорошо, если получится держаться на свету. Но ты вспоминай, пожалуйста. И не молчи. Когда говоришь, вспоминается быстрее, проверено.

      – Ладно, я попробую, – согласилась Дина.

      Но слова не шли. О чем говорить, она не представляла. Все это казалось ей подозрительным. Как и сам Алекс.

      – А где нужно ловить закат? Есть место какое-то специальное или все равно где?

      – За большим стадионом, на намыве возле залива. Все идут именно туда. Это довольно далеко, вот почему я говорю, что времени у тебя немного. Правда, – Алекс тоже выглянул в окно, – день у тебя не должен быть слишком коротким.

      Дина непонимающе уставилась на него.

      – Что ты имеешь в виду?

      – Мне кажется, – смущенно отозвался Алекс, – что продолжительность дня здесь для каждого своя. Бывает, что для одного солнце мчится по небу, как олимпийский бегун, а для другого – еле ползет. И день, по ощущениям, растягивается до нескольких. Но такие – самые опасные. Устанешь, решишь поспать по привычке, а проснешься уже в темноте. Или – уже не проснешься. Тьма-то не спит.

      – Звучит бредово, – честно призналась она. – А с чего ты взял, что если я все вспомню, то вернусь?

      Дина поднялась из-за стола следом за своим спутником, и вопрос прозвучал тогда, когда он уже повернулся к ней спиной.

      Парень остановился, съежился, приподняв плечи и сгорбившись, словно слова были чем-то материальным и ударили его прямо между лопаток, в синюю, заполненную пухом «сардельку» прошивки жилета.

      – Знаю, – не оборачиваясь, глухо ответил Алекс, – потому что видел. Тех, кто успел вспомнить, и тех, кто не успел.

      От его тона, от того, что он не повернулся к ней лицом, от резанувшей ухо беспомощности в голосе Дине стало не по себе, но она все же продолжила:

      – Так, может быть, мне не стоит торопиться? Может быть, лучше и не вспоминать? Оставить все как есть? Ты же вон живешь себе…

      Он обернулся так резко, что зацепил пластиковый стул, который отлетел в сторону, словно