Женщина-город. Наит Мерилион

поступком, рассуждали о мудрости и учтивости восточного народа, упоминая Кима в качестве паршивой овцы.

      И, конечно, единственным из прибывших гостей, кто не удостоился чести быть представленным Грид, был скрипач. Но Ким не отчаивался, обед он заказал в номер и не покидал гостиницу до тех пор, пока летняя ночь не пролилась на город, закрасив опустевшие переулки густой чернотой и наполнив воздух прохладой и стрекотом цикад.

      Грид, конечно, не желала его видеть, и будить ее в очередной раз было не самой разумной идеей, но Ким шел не с пустыми руками. И чем больше он набирал высоту, преодолевая лестницу за лестницей, тем туманнее становилось вокруг. Он едва различал застывшие в беззвучном зевке арки амфитеатра, дорисовывал в воображении линии чопорного собора. Последние пятьдесят ступеней пришлось проходить, вцепившись в перила, когда Ким заметил мелькающих в тумане люмусов Гриддинга. Маленькие крылатые львы (встань один такой на задние лапы, едва бы достал Киму до колена) грациозно прохаживались по балюстрадам, сверкая пушистыми гривами, и настороженно наблюдали за чужаком. Со стариком Карьянгом было так же, зеленые люмусы – явный признак бессонной ночи города. Только на родине Кима они были драконами с искрящейся чешуей, длинными хвостами и рогатыми головами. Одного такого Ким однажды почти приручил.

      «Зачем явился?» – отдалось холодом где-то в затылке.

      Грид решила поговорить с ним не по-человечески, внедрив в его мозг свой вопрос. Города делали так, когда сердились, и это был второй раз в жизни Кима.

      – Принес послание от Карьянга. Я знаю, что приносить такие вещи нужно без свидетелей, по политическим соображениям.

      «Это «по политическим соображениям» ты посмел осквернить мое утро?»

      – За это прошу прощения. Я не сдержался, увидев Вас.

      Ким знал, что города любят честные ответы. Люмусы замерли, а их зеленые огненные гривы стали еще больше.

      «Оставь послание прямо здесь», – ответила Грид, ввинчивая приказание в голову Кима.

      – Я не могу положить сакральное послание себе под ноги.

      «Сакральным было мое утро, которое ты осквернил своим неуместным скрипом. Либо оставляй послание так, либо завтра же ты покинешь Гриддинг».

      Будь это другой город, Ким предпочел бы покинуть его, но обстоятельства требовали его присутствия, и, почти ощущая физическую боль от своего поступка, он положил священный цилиндр себе под ноги.

      «Уходи».

      – Могу я завтра сыграть Вам?

      Гривы львят стали приобретать красные оттенки – терпение Грид на исходе.

      – Я утратил страсть к музыке… А что может быть хуже, чем потерять свое предназначение? Смысл жизни? Я приехал к Вам, чтобы найти вдохновение, и только увидев то, как Вы просыпаетесь, почувствовал небывалую жажду творчества. Поистине, Гриддинг – самый красивый город.

      Слово «предназначение» Ким вплел в свою речь не просто так. Разве не отозвалась бы его боль в сердце бывшей столицы?

      Один из люмусов вспыхнул ярко-красным,