Дневник законченной оптимистки. Елена Трифоненко

ожесточенно орудуя пилкой. – Он бы умер со стыда, увидев в какую дармоедку ты превратилась.

      Я замечаю на дверном косяке парочку застывших капель обойного клея и старательно пытаюсь их отскоблить.

      – Я манку сварила, – бубню я. – Будешь?

      Мама аж подпрыгивает.

      – Нет, вы только посмотрите на нее! Ни одного проблеска совести. Как будто и не в курсе, что на завтрак я всегда ограничиваюсь бутербродом.

      Она захлопывает дверь, а я возвращаюсь на кухню. Усаживаю за стол дочь. Алёна ковыряет манку ложкой и тараторит о чем-то своем, а я старательно киваю, не вникая в смысл сказанного. Каша стоит у меня поперек горла. В конце концов, отодвигаю тарелку и внимательно смотрю на дочь:

      – Солнышко, мне надо в магазин.

      – Я не солнышко! – оскорбляется малышка. – Я котик. Неужели трудно запомнить?

      Поспешно киваю.

      – Хорошо, доченька.

      Алёна хлопает ладонью по столу так, что тарелки подпрыгивают.

      – Я не доченька. Я котик. Котик!

      Я скриплю зубами и добросовестно пытаюсь представить зеленый листок. Воображение подсовывает мне кленовую ладошку, усыпанную бисером росы. Внимательно разглядываю тонкие прожилки листа – и по мышцам прокатывается волна расслабления.

      Да я просто гений саморегуляции! – приятно удивляюсь я, но потом на листе возникает гусеница и начинает хряпать его с молниеносной скоростью. Брр! Вздрагиваю и поспешно отвлекаюсь от фантазий: я терпеть не могу насекомых.

      Алёна случайно залезает пальцами в кашу, после чего торопливо вытирает руку о футболку. Придвигаю к дочери стакан с салфетками.

      – Нельзя вытирать руки об одежду.

      – Я не вытираю, я чешусь, – огрызается дочь. – Может, у меня блохи?

      Вздохнув, подымаюсь из-за стола.

      – Так, котик, я пошла в магазин. Ты когда поешь, поставь тарелку в мойку и немного поиграй. Я скоро приду.

      Алёна тут же вскакивает на ноги.

      – Я пойду с тобой.

      Окно сотрясает порыв ветра. Кошу глазом на улицу, и по коже бегут мурашки: во дворе что-то вроде метели, белые хлопья свивают воронки, а люди перемещаются перебежками.

      – Нет, котик, ты останешься дома, – бормочу я и иду в свою комнату.

      Алёна кидается за мной и легко обходит на финише. То есть на пороге. Вбежав в комнату, она сразу несется к шкафу и вываливает на пол все футболки и свитера со своей полки.

      – Эй, ты чего творишь! – успеваю крикнуть я, как она уже находит то, что нужно и, плюхнувшись на ковер, начинает стягивать лосины.

      – Я тоже хочу гулять, – приговаривает Алёна, раздраженно дергая ногами, запутавшимися в штанинах.

      – Дочь… Тьфу, котик, – я пытаюсь сделать авторитетное лицо. – В такую погоду маленьким надо сидеть дома.

      С возмущенным кряхтением Алена втискивается в колготки и берется за кофту. Я снова кидаюсь к родительской двери и, не дождавшись ответа на свой стук, просовываю нос в комнату. Мама сидит на кровати и навертывает на стопы какие-то водоросли.

      – Мам, я иду за хлебом.

      – Угу.

      – Ты