Дом над Волгой. Александр Станиславович Малиновский

опять соглашается Шурка.

      «Странно, – думал он чуть позже, – мы с ним неродные, а на фотографиях похожи».

* * *

      Привезли отца поздно ночью.

      – Хорошо, Стёпка Синегубый, его дружок, встретился под Крепостью, а то уж плутать начали. Пурга такая! – говорила бабушка, помогая деду Ване ввести отца в избу.

      С отца сняли в сенях тулуп. При свете коптюшки перед Шуркой стоял невысокий человек, которого до этого Шурка видел только лежащим на больничной кровати в казённом халате. Сейчас он был одет в бекешу. Костыли под мышками делали его похожим на большую раненую птицу. Левую ногу он волочил.

      – Принимай гостечка, хозяйка! – задорно сказал отец.

      Мать широко раскрыла дверь, чтоб не мешать костылям, и он, поддерживаемый дедом, вошёл в дом.

      – Ну вот, а говорили: волки съедят! Подавятся, верно, Шурка? Шурке стало радостно от таких его слов, от морозного воздуха, от того, что все теперь вместе. Он помогал матери снимать с отца бекешу. Отец, проведя пятернёй по Шуркиной голове, добавил:

      – С такими помощниками нас не возьмёшь!

      Шурка опять порадовался тому, как отец просто и ясно всё говорит и делает. Под бекешей у него оказались гимнастёрка и галифе. Гимнастёрка задралась на поясе и Шурка увидел глянцевую упругую кожу корсета. «Ещё не сняли? А как же…»

      Когда укладывали отца на кровать, чтобы поменять бинты, Шурка заметил гипс на левой ноге, выше коленки до ступни. Пока мать с бабушкой занимались бинтами, Шурка с дедом вышли и внук спросил:

      – Деда, а как же его такого отпустили?

      – Василий настоял: выписывайте – и всё тут! Железный человек, одно слово. Да и бабка Груня твоя чего стоит!

      Пожар в школе

      Спалось Шурке плохо. Снились какие-то чужие люди в тулупах, лошади.

      Под утро случился большой переполох. Часто захлопали калиткой, дверью в задней избе. Шурка, продирая заспанные глаза, встал и пошёл на бабкин голос на кухне. Пол был холодный и он старался наступать одними пятками.

      – Шурка, почему носки не надел? Иди скорее назад или коты вон возьми.

      – А что случилось, баб?

      – Школа горит, мужики помчались тушить.

      Бабушка уже растапливала печку. На шестке лежали сухие полешки, а на полу – несколько котяков. В глубине печи горел маленький, как игрушечный, костерок. Пахло морозом, прорывавшимся временами через дверь, керосином и котяками.

      Баба Груня взяла увесистую полешку, покапала на неё из бутылки керосином и ловко швырнула в затухающий костерок – печка обрадованно враз засветилась, загудела одобрительно.

      – Кому сказала, чего стоишь? Иди досыпай!

      – Значит, в школу сегодня не идти! – обрадованно выскочило у Шурки и он сам удивился этому.

      Бабка Груня выпрямилась, взглянула в упор своими чёрными большущими глазами:

      – Разве так можно? Это ж беда какая, а?! – И укоризненно покачала головой.

      Стало стыдно, и уже не на пятках, а быстро шлёпая всеми ступнями, он засеменил в свой укромный уголок.

      …Утром, ступив на школьный