Так сошлись звезды. Татьяна Абалова

не слышу, – хотя человек старался говорить тише, его густой бас гулом монастырского колокола пронесся над лесом.

      – Замолчите вы оба! – цыкнула на мужчин женщина.

      Троица остановилась у первого ряда деревьев, совсем рядом с ясиным кустом. Девочка различала людей с трудом, они не вышли на лунный свет, старались остаться в тени.

      Незнакомцы, а Яся точно знала, что местные ночью не пойдут в Злыдень–лес, замерли, вслушиваясь в ночные шорохи.

      – Нет, показалось, – сказал первый голос. Яся догадалась, что его обладатель молод, как, наверное, сын печника, у которого только начала пробиваться растительность на лице. Яся никак не могла понять, почему бы ему не сбрить те три волосинки, что курчавились на подбородке, придавая лицу нелепый вид. Может, он ими гордился, считая, что стал мужчиной?

      – Огнешка сказала у разбитого молнией дуба ждать. Нужно вернуться к нему, – это опять басил тот, что был старше первого. Много старше.

      Услышав имя матери, Яся вытянула шею, стараясь разобрать каждое слово.

      – Чупрай, ты разве не чувствуешь запаха гари? Чей–то дом в деревне горит.

      Все трое, не таясь, быстро пересекли пролесок и остановились на дороге, идущей вдоль капустного поля.

      Яся тоже высунула голову из кустов, и ее резанула боль сродни удару в живот. На месте их крепкого дома дымились развалины, слабо освещенные редкими сполохами огня. Так тлеют в очаге угли, когда огонь насытился брошенными ему на милость сухими поленьями и затаился в ожидании новой подачки. И ни одной души вокруг, ни криков, ни плача.

      Слезы навернулись на глаза девочки, а ее губы беззвучно позвали: «Мама! Мамочка!»

      – Это Огнешкин дом. Мы опоздали, – в басистом голосе чужака слышалась грусть. – Говорил я лорду Торешу, надо ее силой уводить.

      – Мы тогда не успели бы вывезти близнецов, – тихо произнесла женщина.

      – А дочка? Чупрай, ты говорил, у нее дочка есть? Может, пойти разузнать? – голос юноши срывался.

      – На вилы хочешь быть вздетым? Народ быстро поймет, почему чужак в деревне появился, – в женском голосе слышалась затаенная злость. – Нечего там делать. Нет Огнешки в живых, я точно знаю.

      – И как у тебя получается? – Молодой обернулся к ней.

      – Видишь белые сполохи огня на бревнах? Такие появляются, когда погибает огненная ведьма.

      – Моя мама не ведьма! – Яся не выдержала и выскочила из кустов. Она никогда не прощала деревенских детей, дразнивших ее ведьмовской дочкой, и этим пришлым тоже не позволит наговаривать. – Моя мама целительница! И она жива, жива! Она придет! Придет!

      Яся выкрикивала слова и толкала опешившую от неожиданности женщину в грудь.

      – Тише, тише, родная! – Чупрай со спины обхватил Ясю руками и прижал к себе, не давая вырваться.

      От ясиного бессилия злость обернулась слезами, и вскоре девочка горько плакала, вцепившись в мокрое от дождя платье незнакомки, а та гладила ее волосы, в которых запутались листики и колючие веточки.

      Чупрай отошел в сторону.