Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы. Теодор Старджон

и, похоже, он подвергает их воздействию огня уже после соединения! А Нария хотел применить методику биостатической обработки к новым волокнам, полученным из молочая. Глупыш Эриу повредил ножку…

      И все это время вокруг сновали дети, чудесным образом не вмешиваясь в беседы взрослых, появляясь то с одного края стола, то с другого, получая от наставников – кто орех, а кто персик или апельсин. А иногда, едва слышно дыша, кто-нибудь из детей задавал взрослому вопрос:

      – Илью говорит, будто стрекоза принадлежит к семейству пауков. Это так?

      – Нет, конечно! Арахниды не имеют крыльев.

      Шелест желтой туники, перехваченной пурпурной лентой, – и ребенок исчезал, а на его месте оказывалось маленькое и в высшей степени кокетливое создание, абсолютно голенькое, которое произносило тоненьким голоском:

      – Гросид! Какое у тебя забавное лицо!

      – У тебя тоже!

      И, смеясь, малявка убегала.

      Чарли, который старался есть не торопясь, наблюдал за Називом; тот, устроившись на подушках, доставал занозу из своей ладони, орудуя чем-то острым, похожим на иглу. Рука его, одновременно изящная и сильная, поразила Чарли своими мозолями – такие Чарли видел лишь у грузчиков в порту. Как совместить эти мозоли с изящными одеждами, которые с таким вкусом и даже шиком носит Назив? И, похлопав по ручке кресла, Чарли спросил:

      – А мебель вы сами мастерите?

      – Да, – весело отозвался Назив. – Кресла и стол сделал я, а посуду – Гросид. Дети нам помогали. Тебе нравится?

      – Очень! – отозвался Чарли. Внутренняя поверхность чашки была светло-коричневой, почти золотой.

      – Это лак на обожженной глине? – спросил он. – Или в качестве печи вы используете А-поле?

      – Ни то, ни другое, – ответил Назив. – Хочешь, я покажу, как это делается? Или…

      Он посмотрел на пустую тарелку, стоящую перед Чарли, и спросил:

      – Еще салата?

      С сожалением Чарли отодвинул тарелку.

      – Нет, спасибо! Я хотел бы понаблюдать за процессом.

      Они поднялись из-за стола и отправились к двери в глубине комнаты. Какой-то маленький озорник, спрятавшийся в занавесях, прикрывавших выход, бросился на Назива; тот, не останавливаясь, подхватил его, визжащего от удовольствия, перевернул в воздухе, шутя стукнул слегка головой о пол, вновь перевернул и, поставив на ноги, проводил мягким шлепком. После чего, широко улыбаясь, провел Чарли через дверь.

      – Вижу, ты любишь детей, – сказал Чарли.

      – Они божественны!

      И вновь Чарли заблудился в нюансах местного наречия. Была ли это просто эмоциональная оценка маленьких ледомцев, живущих в этом коттедже и коттеджах поблизости, или же это была характеристика их статуса – божественного – в глазах Назива и, вероятно, всего Ледома. Ребенок как божество – это серьезно!

      Комната, в которой они оказались, была и повыше, и пошире, и вообще значительно отличалась от уютного жилого помещения, которое Чарли только что покинул. Это была мастерская, настоящая