Барвенково – Сталинград. Цена хрущёвской подлости. Николай Фёдорович Шахмагонов

же они могли прозевать сосредоточение вражеских войск у основания барвенковского выступа? – спросил Ивлев. – Разведка так плохо сработала?

      Гостомыслов сказал:

      – Это мы как раз сейчас проверяем. И самые первые данные говорят о том, что разведка как раз сработала успешно. Кстати, обнаружены и те две дивизии, о которых сообщал Зигфрид, те, что ушли из группы армий «Центр». Вот там у основания выступа они и выплыли. И не только они. Гитлеровцы перебросили войска и с других участков фронта. Тимошенко на сообщения не реагировал. Отмахивался. Он рвался в Харьков, понукаемый Хрущёвым.

      – Так что же это? Предательство или головотяпство? – спросил Ивлев.

      – Вот это и предстоит выяснить. Если головотяпство, – одно дело, ну а если…, – Гостомыслов махнул рукой. – Смог же Тимошенко сломать оборону под Смоленском, бросив на убой два мехкорпуса… Это что? Решили так: хотели, как лучше, но не вышло. Ну и куча причин. А ведь если бы мехкорпуса использовали так, как мыслил Ерёменко, всё бы иначе сложилось. Такова логика войны. Ошибка или преступные действия командующего приводят к большим бедам не только на данном направлении, но и на всём протяжении фронта.

      Разговор прервал телефонный звонок.

      Гостомыслов снял трубку, выслушал то, что говорили на другом конце провода и, завершив разговор, повернулся к Ивлеву.

      – Ну что же, отправляйся в Кремль. Видимо, данные твои о Зигфриде заинтересовали Верховного очень сильно, а возможно и насторожили.

      В указанное время Ивлев был в кабинете.

      Сталин поздоровался кивком головы, и сразу перешёл к делу:

      – Вы уверены, товарищ Ивлев, в том, что ваше сообщение, полученное от Зигфрида не дезинформация? Вы уверены в этом самом Зигфриде?

      – Полностью уверенным разведчик может быть только в себе, товарищ Сталин, – спокойно и твёрдо проговорил Ивлев. – Зигфрида я знаю с первой мировой. Он был заслан к нам на Юго-Западный фронт с задачей организовать устранение генерала Келлера… Этот генерал блестяще командовал конным корпусом. Он из немцев, но…

      – Да, да, я о Келлере я слышал, – кивнул Сталин, – Хороший был генерал. Слушаю о Зигфриде.

      – Мне удалось его задержать и начать с ним работу. Дело в том, что у него русские корни, и он далеко не глупый человек. Он дал согласие работать на нас, но тут февральский переворот. Всё рухнуло, и я решил отпустить его. Он уже не представлял для контрразведки никакого интереса… А что-то сделать против нас не успел.

      Сталин никак не оценил такое решение. Его интересовало, насколько мог быть искренен Зигфрид.

      – Вы понимаете, товарищ Ивлев, что его сообщение бросает тень на высший командный состав Красной Армии. Готовится измена, равная измене сорок первого. Он прямо говорит о том, что в сорок первом была измена, и некоторые наши генералы откровенно сработали на Гитлера. Мы это знаем. Здесь он прав. Но что же теперь?

      – Я всё понимаю, товарищ Сталин. Но здесь могут стоить очень дорого, как недооценка, так и переоценка сообщения.

      – Но