По доброй воле. Holly Hope Karter

не шучу?!

      Мы вышли из медицинского пункта, который на деле оказался почти больницей, и пошли по коридору. Майерс насвистывал какую-то мелодию, а я смотрел перед собой и размышлял над словами дока. Насчет командира и его заботы о бойцах. И вспомнил про Аарона.

      Так себе забота.

      Когда мы подошли к лифту, Мартин прервал мои мысленные дебаты.

      – Планкетт вечером зовет нас в бар. Твои ребра потянут выпивку?

      – Майерс, договоришься…

      Он беззлобно усмехнулся и хлопнул меня по левому плечу.

      – Вот так ты принимаешь заботу, да? Ладно, больше не буду. Мне нужно заскочить в арсенал, а потом можем выдвигаться.

      Я повел плечом, оглядываясь кругом. Как и после каждой тренировки, мне хотелось побыстрее свалить. Но я точно знал – лишь только покину здание, буду страшно хотеть вернуться обратно. И как можно скорее…

      – Я тебя в холле подожду.

      – Трусишка Дэнни бежит, поджав хвост?

      Я рыкнул и хотел врезать товарищу, но сдержался. Не стоит бить того, кто не очень хорошо справляется со своими эмоциями и с которым даже Джексону Торпу приходится драться… в какую-то часть его силы, которой меня он прибил бы с легкостью. Да и того, кто прикрывать тебя будет, тоже бить не стоит.

      «Кстати, об этом. Интересно, когда меня выпустят на задание?».

      «Подумал парень со сломанным ребром».

      «Завались».

      Я махнул рукой в неопределенном направлении.

      – Вали. Я вниз.

      Уже входя в лифт, я задумался: кто такой Планкетт? Это фамилия или прозвище? И почему, интересно, Аарона зовут Бенджи?

      «Слишком много думаешь, Стоун. Слишком много».

      Спустившись на первый этаж, я прошел через пустой холл к зоне ожидания. Повинуясь внутреннему порыву, остановился на небольшом участке матового пола и медленно повернулся к скульптурам.

      Все было так, как говорил Джексон. Я видел их, я больше не мог их не видеть. Входя в это здание каждый день, я видел то, что было сокрыто в переплетениях и изломах стальных прутьев. Вся суть человеческой натуры в семи статуях. Нет, не то, не суть…

      Семь грехов и семь учителей фрилансера. Кажется, именно так говорил Хаммер…

      – Они прекрасны, правда?

      Я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся, стараясь не морщиться от боли. В черном кожаном кресле сидел мужчина и с улыбкой наблюдал за мной.

      – Простите?

      Он указал взглядом на скульптуры.

      – Они прекрасны, не так ли?

      Я прищурился, разглядывая неожиданного собеседника.

      По меркам женщин он был привлекательным, а в молодости наверняка был очень красивым. Ему было около пятидесяти, но годы ему шли. Ему шло все, что обозначало его возраст – седина, посеребрившая густые темные волосы и брови, морщины, разрисовавшие сухую кожу узкого лица узорами жизни. Его фигуру скрывало черное пальто, но что-то мне подсказывало, что мой собеседник в прекрасной форме.

      Он держался расслабленно, откинувшись на невысокую спинку кресла и сцепив крупные кисти в «замок». Его локти покоились на высоких подлокотника�