Доброй ночи, мистер Холмс!. Кэрол Дуглас

это каждый день.

      – Эвершот-стрит, – скомандовала она кучеру, тощему загорелому мужчине с отсутствующим взглядом, который мне почему-то не понравился.

      Щелкнули вожжи, и экипаж рванулся с места. В окошке мелькали улицы и дома, совсем недавно казавшиеся мне такими бездушными. Теперь мы, пассажирки настоящего кэба, а значит, лица привилегированные, гордо проносились мимо спешащих по своим делам презренных пешеходов.

      Перестук копыт о булыжную мостовую заглушал громкое урчание у меня животе. Желудок был рад обилию полученной им пищи и требовал добавки. Я сидела молча, пытаясь вспомнить карту Лондона и разобраться, где же все-таки живет Ирен.

      Кэб свернул за угол, потом еще раз и еще. Улицы стали ́уже и темнее из-за тени нависавших зданий и сумерек сгущающегося вечера. Фонари по бокам экипажа отбрасывали неверный свет. В нос бил запах варева, которое готовили в переполненных квартирах. Я вспомнила лицо извозчика, и меня кольнуло сочувствие к нему. Повернувшись к Ирен, я увидела, как моя спутница извлекла из муфты – похоже, годной на все случаи жизни – кошелек и стала копаться в нем в поисках монет.

      Неожиданно экипаж остановился, да так резко, что я едва не упала. Ирен открыла дверь и выскользнула на улицу. Я последовала за ней – оставаться одной в незнакомом месте мне не хотелось.

      Мы подошли к извозчику, располагавшемуся позади экипажа, и обнаружили, что он, отпустив поводья, лежит ничком на крыше кэба. Понуро висели ленты, вплетенные в гриву и хвост несчастной, изможденной лошади – этим бедолагам, что трудятся в городе, приходится куда тяжелее, чем их собратьям в деревне.

      Впрочем, все внимание Ирен было обращено к нашему вознице:

      – Боже, да ведь ему дурно! Эй, вы там! Вы можете к нам спуститься?

      Услышав голос моей благодетельницы, кучер поднял голову. Я обеспокоенно огляделась по сторонам в поисках помощи. Стоял тот час, когда уважаемые люди садятся за стол ужинать. Мы остались один на один с нашим кучером, который был болен – или притворялся, что болен, задумав что-нибудь дурное.

      – Может, нас хотят ограбить, – прошептала я на ухо Ирен, схватив спутницу за рукав.

      – Да у нас и брать толком нечего, – возразила она. – Лучше помогите мне, наш кучер довольно тяжелый.

      С нашей помощью извозчик спустился с облучка и обхватил меня за плечи в поисках опоры. Рука у него была тяжелой, словно из свинца. Вместе с Ирен мы посадили его в экипаж на одно из пассажирских кресел. Кучер повалился в него, будто мертвый.

      – Пенелопа, у вас есть носовой платок? Живее!

      – У меня? Платок? Да, конечно.

      – Дайте сюда. Он мне нужен.

      Порывшись в саквояже, я извлекла ирландский льняной платок, расшитый моей двоюродной сестрой фиалками и гиацинтами – изумительный выбор цвета, но странное сочетание с точки зрения ботаники.

      – Такой подойдет?

      Вместо ответа Ирен выхватила у меня из рук столь дорогой для меня