Мистер Генофонд. Марья Коваленко

в Рязани, ни в Лондоне не встретишь. Словно без «парадных» и «поребриков» не рождаются такие.

      – Крамер, если ты меня сейчас же не отпустишь, весь дом перебужу!

      Пока я на лицо пялился, ураган мой в себя пришел. Подбородок вздернула, ресницами длиннющими взмахнула. Гипнотизерша хренова.

      – А если я не могу? – и ведь не врал.

      – Я это твое «не могу»…

      Полька извернулась, свободной ладонью за пах взялась. По-хозяйски так! Со знанием! Совсем не как в прежние встречи.

      – В узел завяжу! – прошипела в лицо. – Будешь потом фальцетом петь, как мальчик из хора!

      Пальцы на члене сжались. Обхватили ствол так, что еще пара секунд, и я бы прямо в штаны кончил. Как последний мазохист. И это тоже было бы не впервой с ней.

      – Ради тебя… Хоть в хор, хоть в подтанцовку.

      Надо было это все заканчивать. Еще никогда ничего хорошего из наших случайных встреч не получалось. Но Полька руку не убирала. У меня ноги в пол вросли, а мозги… Когда они работали рядом с ней? Никогда! И сейчас у извилин напрячься не получалось.

      Все знания ушли вниз. Стекли как вода по хребту. А руки опять загорелись. Прижать, расплющить на себе, зацеловать до звездочек перед глазами. Чтобы иголки свои убрала. Чтобы потянулась сама. Приласкалась, кошка дикая.

      Как наваждение. Химия долбаная.

      И фиг я этому желанию противостоять мог.

* * *

      Мозг не встал на место ни через минуту, ни через две. Дверь двадцать пятой квартиры громко хлопнула. Вторая моя щека, красная от новой пощечины, огнем вспыхнула. А я так и стоял.

      Столб, бля, пограничный.

      Второй столб тоже стоял. Оттисканный до синяков, наверное. Ноющий и опять обломавшийся.

      Сучка вредная. И зачем я только глянул на нее тогда, в ее семнадцать? Заучка очкастая. Кроме ног длинных и губ пухлых ничего не было. Даже жопы с сиськами! Малолетка обыкновенная. Жил бы себе – не тужил без этого знакомства. Не сбоило бы от каждой встречи. Не скручивало в бараний рог.

      Ведьма!

      На костер бы ее. Оттрахать качественно, чтобы больше крышу не рвало. Душу отвести. И на костер.

      Так, думая, как именно душу отводил бы, я и потопал назад.

      Спустился в подъезд, темный, с потрескавшейся зеленой краской на стенах, знакомый до чертиков.

      Осмотрел дворик, со старыми металлическими турниками, с песочницей, поросшей травой… И как не признал все это сразу?! Дебил!

      Вызвал такси.

      Дома тоже легче не стало.

      Стоило войти, свет по глазам ударил, шум телевизора – по нервам.

      – Дед, ты чего не спишь? – скинув обувь, я вошел в просторную, размером с нашу прежнюю квартиру, гостиную.

      Ошибки не было. Лев Дмитрич Крамер, как девица, красовался перед зеркалом, расправляя на груди рубашку.

      – На том свете отосплюсь, – по-военному сухо отрезал дед.

      – А нарядился чего? Если помирать собрался, так я тебе в гроб «Армани» обещал подогнать. Снимай это старье. А если на юбилей, так он еще через три дня.

      – Внучок, а ты добрый чего такой? – мой подполковник в отставке даже обернуться