Последнее дело Гвенди. Стивен Кинг

зднившийся гость, не желающий уходить с вечеринки, и хотя многие боятся, что он снова мутирует и вакцины станут бесполезны, пока что его удается держать в узде.

      Кто-то из зрителей – опять же, это совсем пожилые люди, чье зрение уже не такое, как прежде, – смотрят в бинокли, но большинство обходится без них. Космический корабль, стоящий на стартовой площадке космодрома в Плайялинде, – самый крупный из всех пилотируемых кораблей, когда-либо взлетавших с Матери-Земли; при стартовой массе более 4,5 миллиона фунтов он не зря носит имя «Орел-19 Тяжелый». Плотная туманная дымка скрывает последние пятьдесят футов его четырехсотфутового корпуса, но даже самые близорукие зрители видят вертикальную надпись на боку корабля. Три огромные буквы:

      И даже те, кто совсем плохо слышит, различают и тут же подхватывают аплодисменты, доносящиеся с космодрома. Один человек – он такой старый, что помнит трескучий голос Нила Армстронга, сообщающий миру, что «“Орел” совершил посадку», – оборачивается к жене. У него в глазах стоят слезы, его загорелые худые руки покрылись мурашками. Это Дуглас Брайхем по прозвищу Дасти. Его жена – Шейла Брайхем. Десять лет назад они вышли на пенсию и переехали в Дестин, но оба родом из Касл-Рока, штат Мэн. Шейла когда-то служила диспетчером в тамошнем полицейском участке.

      В полутора милях от них, на космодроме «Тет корпорейшн», продолжаются аплодисменты. Для Дасти и Шейлы они звучат еле слышно, но на другом берегу наверняка гремят громом, потому что цапли срываются с места утреннего отдыха и летят прочь белым кружевным облаком.

      – Они выходят, – говорит Дасти своей жене, с которой прожил пятьдесят два года.

      – Боже, храни нашу девочку, – шепчет Шейла, перекрестившись. – Боже, храни нашу Гвенди.

      2

      Восемь мужчин и две женщины идут друг за другом по правому коридору в здании ЦУП. Их защищает стена из прозрачного оргстекла, потому что последние двенадцать дней они провели на карантине. Сотрудники центра отрываются от компьютеров, поднимаются с мест и аплодируют стоя. Это традиция, но сегодня она подкрепляется искренним ликованием. Еще больше аплодисментов и ликующих возгласов будет снаружи, где экипаж встретят полторы тысячи сотрудников «Тет корпорейшн» (они все носят рубашки, комбинезоны и куртки с нашивками, обозначающими принадлежность к братству космических операторов ТЕТ). Любой пилотируемый полет в космос – большое событие, но именно этот полет будет особенным во многих смыслах.

      Предпоследней в десятке идет женщина с длинными волосами – уже седыми, – собранными в хвост, спрятанный под высоким воротом скафандра. Ее лицо гладкое, без заметных морщин, по-прежнему выразительное и красивое, хотя вокруг глаз и в уголках рта все же виднеются мелкие морщинки. Ее зовут Гвенди Питерсон, ей шестьдесят четыре года, и меньше чем через час она станет первым в истории действующим сенатором США, который отправится на новую международную космическую станцию МФ-1. (Особо циничные коллеги Гвенди любят шутить, что тут явный намек на кровосмесительный половой акт[1], хотя на самом деле МФ – сокращение от «Много флагов».)

      Астронавты несут шлемы в руках, а значит, у девятерых из десяти свободна одна рука и они могут махать в ответ на приветствия. Гвенди, официальный член экипажа, махать не может, потому что в одной руке у нее шлем, а в другой – маленький белый чемоданчик и махать чемоданчиком ей совершенно не хочется.

      Поэтому она просто кричит:

      – Спасибо всем! Мы вас любим! Это еще один шаг к звездам!

      Аплодисменты взрываются с новой силой. Кто-то кричит: «Гвенди в президенты!» Кто-то еще подхватывает призыв, но таких очень немного. Она популярный политик, но все-таки не настолько. И уж точно не здесь, во Флориде, отдавшей абсолютное большинство голосов кандидату от республиканцев (опять) на последних всеобщих выборах.

      Астронавты выходят из здания и садятся в трамвайчик на три вагона, который доставит их к кораблю. Гвенди приходится запрокинуть голову и упереться затылком в жесткий ворот скафандра, чтобы увидеть верхушку ракеты. Я действительно полечу в космос? – спрашивает себя Гвенди, и уже не в первый раз.

      Рядом с ней сидит высокий светловолосый биолог. Он наклоняется к ее уху и говорит вполголоса:

      – Еще есть время отказаться. Никто не подумает о вас плохо.

      Гвенди смеется. Смех получается слишком искусственным, слишком нервным.

      – Если вы верите, что я откажусь, то, наверное, верите и в Санта-Клауса с Зубной феей.

      – Тоже верно, – говорит он. – И все же не стоит переживать, что подумают люди. Если есть хоть малейшее сомнение… если вы не уверены на сто процентов, что не сорветесь и не начнете кричать: «Стойте! Не надо! Я передумала!» – когда включатся двигатели, то лучше все прекратить прямо сейчас. Потому что когда включатся двигатели, пути назад уже не будет, а на борту никому не нужны паникующие политики. Или, уж если на то пошло, паникующие миллиардеры. – Он смотрит вперед, на соседний вагончик, где упомянутый миллиардер что-то втолковывает командиру корабля. В своем белом скафандре

1

Англоязычные (и не только) читатели сразу же разглядят в аббревиатуре MF слово «motherf*cker». – Здесь и далее примеч. пер.