Отборная бабушка. Нинель Мягкова

халата, облачённая в средневековое платье горничной. Как это называла правнучка, косплей. Причём погружение полное, и прическа подходящая, и лицо без макияжа, и даже потертости на платье и переднике натурального вида.

      Девица вышивала, низко склонившись над пяльцами.

      – Вы кто? – негромко спросила я.

      В тишине комнаты это прозвучало, как выкрик. Девица вздрогнула, подняла на меня округлившиеся от радости глаза.

      Я тоже вздрогнула, только по другой причине.

      Голос, вырвавшийся из моего горла, принадлежал кому угодно, только не мне. Слишком высокий и писклявый.

      Самым страшным мне всегда казалось остаться в здравом уме, но немощном теле. Мама моя лежала семь лет полупарализованная. Агония, которой я не пожелаю злейшему врагу.

      Тем более себе, любимой.

      Сойти с ума, впасть в маразм куда лучше. Окружающим, может, и тяжело лицезреть тебя, пускающую слюни в пространство, но хотя бы ты сама не осознаёшь проблем. Такой вот здоровый эгоизм.

      Это я до сегодняшнего дня так думала.

      Пока не начала сходить с ума по-настоящему.

      Мой взгляд растерянно бегал по лепному потолку, тяжелым сизым гардинам, вышитому балдахину и деревянным резным столбикам в ногах кровати.

      Допустим, после инсульта мой голос изменился. Но почему я в чужом доме? Не в больнице?

      – Гроляйн, вы пришли в себя! – всплеснула руками девица и куда-то улепетнула с завидной прытью.

      Не успела ее остановить, чтобы допросить. Жаль.

      – Это, Штирлиц, не больница. – констатировала я. – Это маразм. Натуральный.

      Решив, что свои вопросы решу сама, откинула одеяло и встала. Ноги держали, хоть и с трудом. Пол оказался как-то ближе, чем обычно, но я этот эффект списала на головокружение после приступа. Мало ли, что померещится.

      Доковыляла до кресла, в котором сидела сбежавшая девица. Потрогала вышивку. Неплохо, вполне качественная работа. Только сейчас я поняла, почему кресло стояло вплотную к окну.

      Другого источника света в комнате не было.

      Ни тебе лампочки под потолком, ни торшера, ни бра у кровати. Ничего. Даже розеток в стенах не было видно. Вообще никаких признаков электричества.

      Я выглянула на улицу.

      Ощущение, что я в деревне. Зелень, деревья, ни тебе смога, ни машин.

      И тишина. Слышно, как где-то вдалеке петух орет.

      Дикую мысль о похищении я отмела сразу. Как и о розыгрыше.

      Кому я нужна, так меня косплеить. Внучки-правнучки знают, что у меня давление. Кстати, странно. Вроде волнуюсь, а в висках еще не стучит.

      С вида за окном я перевела взгляд на собственную руку.

      Это еще что за чертовщина?

      Кожа на руке светилась белизной и здоровьем. Владелица этой ладони не поднимала ничего тяжелее иголки с ниткой, не обжигалась в духовке и уж точно не жила на свете восемьдесят девять лет.

      Это не моя рука.

      Я пошевелила пальцами. Конечность слушалась. Короткие, толстоватые пальцы с аккуратно постриженными ногтями послушно перебрали по воображаемой