Миртовск. Трагедия одного города. Никита Александрович Колесов

верну. И еще: когда будете скидываться, скажи, что я еще давно скинулся, а то перед ребятами стыдно, что всегда без денег.

      Про кольцо говорить тоже не стал, хотел там – на вершине Волчьей горы, сделать и друзьям сюрприз.

      – Нашел о чем беспокоиться, конечно скажу, насчет этого не волнуйся.

      – Тогда давай в 10 у магазина.

      – Хорошо, – ответил я и нажал на красную клавишу телефона.

      «Елки-моталки, что же делать… что делать?» Посидев с минуту в размышлениях и оценивая вчерашний разговор с Настей, я встал и направился в ванную комнату, надо было побриться, искупаться и взять необходимые средства личной гигиены. После того как вышел, надел подобающую одежду – этой одеждой был костюм цвета хаки и армейские берцы, не спеша взял заранее заготовленный рюкзак, в котором было несколько банок тушенки, сгущенки, лежали ножи, столовые принадлежности, маленький котелок, теплая одежда, к рюкзаку была привязана спальная пенка.

      Проверил, все ли на месте: телефон, плеер – без него я никуда, пустой кошелек. Маленькое золотое колечко я положил во внутренний карман куртки. До встречи оставалось чуть меньше часа, и ехать надо было пять остановок, не так долго, тем более что сегодня праздничный день и городской транспорт полупустой. Взвалив рюкзак на плечи (он оказался легче, чем я думал), я прошелся по квартире, в очередной раз коря себя за то, что в уличной обуви ступаю по чистым полам. Проверил, везде ли выключено электричество, вышел за дверь, закрыл ее с наружной стороны, вышел из дома и спокойным шагом зашагал к остановке. Только на полпути вспомнил, что у меня не осталось ни копейки, был вынужден отказаться от идеи поехать и пошел пешком. Вставил наушники, включил любимую музыку и зашагал по улице под зажигательные ритмы. По пути к магазину, что находился у подножья нашей горы (мы этот магазин называли сокращенно «Гастрит»), не было никаких позитивных мыслей, было чувство нарастающей тревоги, эта тревога росла внутри, она была необъяснима, как будто я шел не в приятный поход с друзьями, а к стоматологу, который будет вырывать мне больной зуб без анестезии. Чувство отрешенности, чувство внутреннего холода так и било меня изнутри.

      «Настя, Настя, господи, почему? Почему ты не можешь меня принять таким, какой я есть? Не можешь смириться с моими увлечениями. Я же не изменял и не мог изменить, потому что других девушек просто не замечаю. Ты дура, не понимаешь, что для меня ты солнце, на которое смотришь и не видишь ничего, кроме него. Я б мог отказаться и никогда больше не играть на барабанах, не стучать, но как ты не можешь понять, что я без этого просто загнусь, это как глоток воздуха, как отдушина для меня. Лиши меня, и я сопьюсь или еще что похуже, я не увижу больше радости ни в чем», – такой ответ я подготавливал. Этот монолог хотел ей сказать, чтобы она поняла, чтобы увидела, что внутри я не такой панк-рокер. Что я живой и ранимый…

      В памяти всплыл сегодняшний сон, что он мог означать? Неужели то что Настя меня бросила, а в музыке я полный ноль? Эта мысль давила меня как прессом, мои переживания росли с каждой минутой, как снежный ком, летящий с бешеной скоростью вниз, я накручивал себя. Мне очень не нравились все эти