Жестокий век. Исай Калашников

Мы целый день не ели, и горло у нас пересохло.

      – Да-да, пересохло.

      – Заходите в юрту. Она бедна, но по чашке кумысу и архи завсегда найдется. Оружие оставьте здесь. Не подобает в мирное жилище входить с мечом и луком.

      – Муж держит при себе жену, воин – оружие. Чтобы не воспользовались другие. – Гость засмеялся.

      Послышались шаги. Тэмуджин поспешно прикрыл голову.

      – Мама, он наступил на порог!²⁷ – Это голос Хасара, дрожащий от злости.

      – Не кричи, парень, не кричи! Задел невзначай, чего особенного?

      – Нет, ты наступил преднамеренно! – закричал Хасар. – Я видел!

      – Разве можно принимать угощение в юрте, где тебя встречают криком и бранью? Пошли.

      Они возвратились к огню. Мать осталась в юрте, нацедила из бурдюка кумыса. Тэмуджин снова сбросил с головы одежду. Мать приложила палец к губам и вышла.

      – Сначала пей сама. Нам, хозяйка, не хочется навсегда уснуть здесь.

      – Почему так плохо думаете обо мне?

      – Потому, что мы тебя знаем…

      – Да-да, Оэлун, знаем, – торопливо подтвердил другой.

      – Где твой старший сын, Оэлун?

      – Его нет. Он уехал на охоту.

      – Мы подождем.

      – Зачем он вам?

      – Нам он не нужен. Его хочет видеть Таргутай-Кирилтух. Доставим Тэмуджина – получим награду. Нам очень повезло. Мы и вправду возвращались от родичей. Видим – юрта. Почему так далеко от всех кочевий? Не Оэлун ли со своими парнями прячется тут? Подъехали – и верно, ты.

      – Тэмуджин сюда не вернется. Вы не получите свою награду!

      – Получим. Не вернется – увезем этого крикуна или любого из ребят. Сбегут – заберем тебя. Так говорил нойон, так мы и сделаем.

      – Вы и ваш нойон дикие звери, готовые сожрать себе подобных! В вашей груди не сердце человека – змея, источающая яд!

      – Смотри-ка, она ругается.

      – Да-да, ругается.

      – А ругаться тебе ни к чему. Нойону хочется, чтобы кто-то из вас жил рядом, под боком. Так ему спокойнее. Если что-то затеет ваш род или ваши доброжелатели, заложник отправится к своим предкам, зажимая собственную голову под мышкой. Только и всего!

      Тэмуджин до крови закусил губу. Ярость и злоба душили его. Неужели во всей великой степи нет места, где можно укрыться от ненавистного Таргутай-Кирилтуха? Он представил, как его, связанного, везут по раскаленной степи, как будут издеваться Аучу-багатур и Улдай, и противный холодок пробежал по телу. Неужели он позволит снова надеть на шею кангу?

      Мать спросила у незваных гостей:

      – Постлать вам постель?

      Старший засмеялся.

      – Э, да ты добрая! Но спать мы поедем в степь. А чтобы вам не вздумалось убегать, всех лошадей уведем с собой. Вот так, хозяйка. Налей еще кумыса.

      Мать вошла в юрту, наклонилась над бурдюком так, чтобы закрыть собою дверь. Тэмуджин сел, знаками попросил нож. Она отрицательно качнула головой, еле слышно прошептала:

      – Нельзя. Небо отвернется от того, кто прольет кровь человека у порога своего дома.

      – Если бы это были…

      – Тише! –