Арехин в Арктике. Василий Павлович Щепетнев

слышал, можно поручиться за человека…

      – И кто за него поручится?

      – Я думал, вы…

      Арехин вздохнул.

      – Я не буду ручаться за человека, которого в глаза не видел.

      – Так вы посмотрите! Посмотрите, пока не поздно, – Каннинг опять попытался взять Арехина за руку, но в последний момент снова остановился.

      Арехин, не отвечая, развернулся и прошёл во двор. Каннинг остался у ворот, руки его висели вдоль тела, лишь на палец не доходя до колен.

      Ладно.

      – Григорий, отдохните сами, и лошади пусть отдохнут, но к полуночи будьте готовы.

      – Далеко?

      – На Лубянку.

      В квартире было накурено: Анна-Мария работала. Писала обзор швейцарской, австрийской и, прежде всего, немецкой прессы. И наоборот – обзор советской прессы для Австрии, Швейцарии и Германии.

      – Ещё сорок минут, дорогой, – сказала она, мельком взглянув на Арехина.

      Дома они не готовили. Максимум – взятые из служебного буфета бутерброды. Сегодня бутербродов не было. Но были замечательные грецкие орехи.

      За эти сорок минут он успел слегка освежиться, заварить чай в довоенном серебряном «Cafeolette», выпить два стакана – без сахара, и посидеть в кожаном мягком кресле.

      – Вот и готово, – Анна-Мария развивала в себе пунктуальность. Если сказала «сорок минут», значит сорок минут возьми и отрежь, даже если работа требовала двадцати.

      – Газеты свежие?

      – Немецкие? Третьего дня. И старше. А что? И почему от тебя пахнет порохом?

      – Порохом пахнет, потому что была стрельба. А газеты скоро будешь изучать свежайшие: мы едем в Швейцарию.

      – Чьё решение? – только и спросила Анна-Мария.

      – Исполкома Коминтерна и лично товарища Збарского.

      Товарищ Збарский был видным, но пока ещё не выдающимся деятелем международного коммунистического движения.

      – Когда ехать?

      – Завтра. Броня на поезд до Риги, затем по усмотрению. Швейцария, Франция, я бы даже Аргентину не исключил.

      – Документы, деньги?

      Он передал ей пакет:

      – На первое время.

      – Что ж, поедем. – Анна-Мария не раз и не два ездила по заданиям Коминтерна, но всё больше в лимитрофы. – А дальше?

      – В Женеве получишь инструкции. Вообще, в этом деле главная – ты.

      – А ты?

      – Я – предлог для поездки. Еду играть в шахматы, добиваться чемпионского звания. Сама понимаешь, играть в шахматы, кочуя с турнира на турнир, можно всю жизнь.

      – Очень удобно, – согласилась Анна-Мария. – Но что на самом деле составляет твою цель, мне знать нельзя?

      – Почему же нельзя. Да и трудно не догадаться. Цель у нас с тобой одна – мировая революция.

      Арехину не нравилось, что он говорил, а, главное, как он говорил. Но для Анны-Марии, похоже, слова звучали совершенно естественно. Она, Анна-Мария, была в первую очередь революционеркой, да и во вторую тоже, и не видела ничего плохого в том, чтобы стать видной революционеркой. Он, собственно,