Ковчег спасения. Пропасть Искупления. Аластер Рейнольдс

приборной панели один за другим гасли красные огоньки, сменялись зелеными, белыми. Вой двигателей стал низким гудением, затем ушел за порог слышимости. Корпус прекратил дрожать. Комета Скади осталась вдалеке крошечным шариком.

      Клавэйн сориентировал корабль на тусклый огонек, на звезду Эпсилон Эридана.

      Глава одиннадцатая

      Глубоко в чреве «Ностальгии по бесконечности» Илиа Вольева стояла в эпицентре существа, некогда бывшего капитаном субсветовика, в другой, неимоверно далекой теперь жизни называвшего себя Джоном Армстронгом Бреннигеном. Почему-то Илиа не дрожала, и это казалось неправильным. Визиты к капитану всегда сопровождались физическими мучениями, уподобляясь паломничеству с самоистязанием ради искупления грехов. Капитана навещали, чтобы наблюдать за его разрастанием (каковое можно замедлить, но не остановить целиком), или просили у него совета по тому или иному поводу. Мучения представлялись закономерной платой за полезные сведения, хотя иногда советы капитана были не вполне здравыми, а то и попросту безумными.

      Сдержать распространение плавящей чумы пытались, охлаждая капитана. До поры криокапсула, где хранилось капитанское тело, могла поддерживать температуру. Но в конце концов чума захватила и капсулу, изуродовав ее системы, встроив в себя. Определенным образом капсула продолжила работать, но потребовалось заморозить все пространство вокруг нее. Походы к капитану требовали многослойной теплой одежды. В его владениях было трудно дышать, легкие будто рассыпались на тысячи колючих осколков.

      Навещая капитана, Вольева беспрерывно курила. Правда, для нее общение с Бреннигеном было не слишком опасным, поскольку имплантатов она не имела, подхватить заразу не могла. Многие насмехались над ней из-за отсутствия усовершенствований, называли слабой, трусливой. Все насмешники теперь были мертвы. Но и когда были живы, в их глазах читалась зависть. Ведь рано или поздно каждый был вынужден приблизиться к капитану. Тогда, пусть лишь на несколько минут, они отчаянно хотели стать как Илиа Вольева.

      Садзаки, Хегази, Суджик… Имена уже ускользают из памяти. Как будто это было так давно…

      Теперь рубка не казалась холоднее прочих отсеков. И была жарче многих. Там висела влажная духота, все поверхности застлала мокро поблескивающая пленка. По стенам ручейками сбегал конденсат, капал с узловатых выступов. Время от времени с хлопком лопался нарыв, наполнявшая его жижа ползла вниз. Биохимический метаболизм корабля давно вышел из-под человеческого контроля. Но не прекратился, а развился хаотически, добавив новые циклы обмена, образовав загадочные приспособления. Приходилось вести постоянную утомительную борьбу за осушение корабля, иначе бы он захлебнулся в собственных выделениях. Вольева установила тысячи насосов, перекачивающих слизь в специальные отсеки, где она подвергалась химическому разложению. Гудение насосных роботов – ровная низкая органная нота – уже въелось в мозг Илиа, неотступно сопровождая каждую мысль. Вольева перестала его замечать.

      Если знать, где раньше стояла