Тайная сторона Игры. Василий Павлович Щепетнев

одну из склянок с плавающими глазами.

      – Вы не назвали имени студента, – негромко сказал Арехин.

      – Имени? – Пеев заглянул в блокнотик. – Валентин Кожинов, он открывает список жертв.

      – Я говорю о другом студенте. О том, кого вы погрузили в холодный сон.

      – Холодный сон? Пусть холодный сон. А имя его… Имя его полиции известно. Это Матвей Доронин.

      Арехин посмотрел на Сашку, впрочем, больше для порядка. Сашка дернул головой – полиция, как же? Они – не полиция, а революционный уголовный сыск.

      – Боюсь, мне… нам об этом ничего не известно.

      – Не удивительно. Полицию разгромили в первые революционные дни, погибли архивы, пострадали люди… Насколько я помню, Доронин попался во время второго убийства, его схватили, доставили в полицейский участок, допросили, а потом, при пересылке в тюремный изолятор Доронин бежал, выказав невиданную силу. Трое конвоиров серьезно пострадали.

      – У него оказалось оружие?

      – Руки. Зубы.

      Пеев помолчал, затем продолжил:

      – Я потому и не сообщал в полицию об этих посылочках. Знал, что Матвей Доронин в розыске, что именно он – подозреваемый номер один во всех ужасных убийствах. Рассказать, что он посылает мне глаза своих жертв – значило только связать свое имя с убийцей, привлечь ненужное внимание полиции. А я еще и подданный враждебной страны…

      Потом свершилась революция, погибли сотни, тысячи людей, в гражданскую счет идет на миллионы. И вот приходите вы, новая полиция новой власти.

      – Мы не полиция, – вскинулся Сашка.

      – Прошу прощения, – без малейшей иронии ответил Пеев. – Уголовный сыск, конечно. Надеюсь, вы сделаете больше, чем полиция прежнего режима.

      – Мы постараемся, – пообещал Сашка.

      – Но почему – глаза? И почему – вам? – спросил Арехин.

      – Не знаю. Быть может… быть может, он меня не любит. Или, напротив, любит, как понять мысли сумасшедшего? Я считаю, что он каким-то образом пытается оживить головы своих жертв. А когда это не удается, извлекает глаза, консервирует их, и присылает… Думаете, я сам не ломаю голову, почему – мне?

      – А список жертв? Он ничего вам не говорит?

      – Некоторые из этого списка были моими студентами.

      – А последняя жертва? Елизавета Смолянская?

      – Она посещала лекции профессора Бахметьева, но после его кончины прекратила. Мы были знакомы, хотя гораздо лучше я знаю ее сестру Наталию.

      Дверь без стука распахнулась:

      – Доктор, там больному хуже стало, – позвал санитар. С порога слышалась сивуха.

      – Иду, иду, – Пеев поднялся. – Извините, должен вас покинуть.

      – Я вас провожу. Только два вопроса. Тот доктор, в клинике которого вы проводили эксперимент, кто он и где он?

      – Клиника перед вами, сейчас это госпиталь для раненых. До революции она принадлежала доктору Вандальскому, Петру Николаевичу. Сразу в феврале он написал дарственную на клинику на мое имя – не знаю,