Детективная осень. Татьяна Устинова

старые руки лежали на подлокотниках, несмотря на возраст – изящные, с красивым маникюром.

      – Здесь стояла бочка. Помнишь? – азартно продолжала Ида. – Ты однажды разыграл меня, сказал, что в ней на дне живет какая-то тварь. Я посмотрела туда и испугалась: действительно в глубине что-то темнело и шевелилось. А ты на самом деле сунул туда корягу, и она шевелилась от взбаламученной воды, как ящерица или змея… А вот еще снимки дачи. Старые фотографии. Смотри, Геня… Несколько снимков. Молодая с каким-то пакетом. Есть фото, которые снимал наш сосед по даче, влюбленный в Геню. Она даже не знала об этом, он потом незадолго до своей смерти отдал нам эти снимки.

      Анна вгляделась в фотографию: вид у молодой Генриетты был испуганным и напряженным.

      – Хорошее было время, – с грустью сказала Ида. – И уже ничего не возвратится. Ты был таким юным и трогательным. Ты и сейчас красавец.

      – Все мы стареем, – философски заметил профессор. – Время уходит безвозвратно. Ничего тут не поделаешь.

      Легкий вздох вылетел из Идиной груди.

      Они вели себя так, словно Анны рядом не было…

      – Хочешь еще чаю?

      – Я уже сыт… Кажется, нашей девушке требуется отдых.

      – Но я не хочу спать! – вырвалось у Анны.

      – Я о Гене, – сказал профессор.

      – Мы не мешаем маме, – прошептала Ида. – Когда я тебя еще увижу?

      Профессор смотрел прямо перед собой. Пауза длилась и длилась…

      – Завтра рано вставать. Деловые и научные встречи. Ида, даст бог, мы еще свидимся.

      – Когда? Жизнь такая короткая… – Анне показалось, что женщина сейчас заплачет.

      Профессор резким рывком поднялся с дивана.

      – Анна! Как вы? Завтра у вас напряженный день…

      Анна поняла, что ее призывают в союзники. Уже во второй раз за последние дни.

      – Да, столько всего надо успеть! – с фальшивым энтузиазмом воскликнула Анна. – Уже с утра придется ехать по делам.

      – Тогда нам пора. Откланиваемся и уходим.

      – Я разбужу маму.

      – Ни в коем случае. В таком возрасте сон – и лекарство, и блаженство.

      Медведев наклонился и едва коснулся губами руки хозяйки дома, но та не проснулась.

      – Мама обидится…

      – Скажи ей, что я не хотел вырывать ее из объятий Морфея. Она, как вакханка, легла на зеленые травы Эллады и впала в легкую летаргию от зноя и чувств.

      – Ты неисправим. И в самые трудные моменты – шутишь.

      – А что еще остается делать, Идочка?

      Еще несколько минут они о чем-то тихо переговаривались, Анна же в это время вновь внимательно просмотрела снимки из семейного альбома.

      Они вышли в коридор, длинный и бесконечный. Анне казалось, что шаги Александра Николаевича отпечатываются в тишине четко и гулко, как поступь командора из пушкинского «Каменного гостя».

      На прощание Ида с приглушенным всхлипом поцеловала профессора в щеку. Он ответил дружеским похлопыванием по плечу.

      – Все хорошо, Ида, все хорошо, – повторял он как заклинание.

      На улице