Волк среди теней. Дэвид Геммел

онарь демона, черные прожилки стали тоньше волосков. Послушник вынул камень, вытер куском шелка, вернул его королю и, пятясь, отступил в сумрак придела.

      Второй послушник приблизился к верховному жрецу и низко поклонился. Он поднял красное церемониальное облачение и осторожно надел его на жреца через его лысую голову.

      Царь дважды хлопнул в ладоши, прислужники подняли труп девушки с мраморного алтаря и унесли через длинный зал навстречу забвению.

      – Так что же, Ахназзар? – властно спросил царь.

      – Как видишь, государь, девушка была сильным экстрасенсом, и ее сущность напитает много камней, прежде чем истощится.

      – И кровь свиньи напитает камень, жрец! Ты знаешь, о чем я спрашиваю, – сказал царь, устремив на Ахназзара пронзительный взгляд.

      Лысый жрец низко склонился, не отрывая глаз от мраморного пола.

      – Знамения почти все благоприятны, государь.

      – Почти? Смотри прямо на меня! – Ахназзар поднял голову, собираясь с силами, чтобы посмотреть в горящие глаза владыки Ада. Его глаза заморгали, он попытался отвести их, но огненный взгляд Аваддона зачаровал, загипнотизировал его. – Объясни свои слова.

      – Вторжение весной, государь, обещает быть успешным. Но есть опасность… небольшая, – поспешил он добавить.

      – Где?

      Ахназзар обливался потом. Он облизнул сухим языком сухие губы.

      – Не где, государь. Она в трех людях.

      – Назови их.

      – Опознать удалось лишь одного, остальные остались скрытыми. Мы их найдем. Того, кто известен, зовут Шэнноу. Йон Шэнноу.

      – Шэнноу? Это имя мне неизвестно. Он местный вождь или разбойничий атаман?

      – Нет, государь. Он ездит один.

      – Так как же он может быть опасен исчадиям Ада?

      – Не исчадиям, государь, но тебе.

      – Ты считаешь, тут есть разница?

      Ахназзар побелел и смигнул пот с глаз.

      – Нет, государь. Я просто хотел сказать, что он угрожает тебе как человеку.

      – Я никогда не слышал про этого Шэнноу. Как он может мне угрожать?

      – Ясного ответа нет. Но он последователь мертвого древнего бога.

      – Христианин? – прошипел Аваддон. – Попробует убить меня любовью?

      – Нет, государь. Я говорил про древнего темного бога. Он сражает разбойников и склонен к вспышкам неудержимого гнева. Есть даже некоторые признаки, что он безумен.

      – В чем они заключаются? Если не считать религиозного идиотизма.

      – Он странный, государь. Ищет город, который исчез с лица земли во времена Благословенного Армагеддона.

      – Какой город?

      – Иерусалим.

      Аваддон усмехнулся и, успокоенный, откинулся на спинку трона.

      – Этот город уничтожила приливная волна триста лет назад – великая матерь всех приливных волн. Тысяча футов кипящей океанской воды утопила это чумное место, возвещая царствие Владыки и смерть Иеговы. И что же Шэнноу надеется отыскать в Иерусалиме?

      – Мы не знаем, государь.

      – Так почему он опасен?

      – На всех магических таблицах и во всех пророческих снах его линия пересекает твою. Вы связаны кармой. То же относится и к остальным двоим. Каким-то образом Шэнноу соприкоснулся – или соприкоснется – с жизнями тех двоих, кто может повредить тебе. До сих пор мы не сумели их опознать, но сумеем. Пока же они кажутся тенями позади Иерусалимца.

      – Шэнноу должен умереть… и скоро. Где он сейчас?

      – Сейчас он в нескольких месяцах пути отсюда к югу и приближается к Ривердейлу. У нас там есть человек, Флетчер. Я извещу его.

      – Докладывай мне обо всем, жрец.

      Когда Ахназзар, пятясь, покинул своего монарха, Аваддон поднялся с черного трона и подошел к высокому стрельчатому окну, за которым простирался Новый Вавилон. На равнине к югу от города собиралось войско исчадий Ада для похода во имя Кровавого Пира. К зиме новые ружья будут розданы, и исчадия начнут подготовку к весенней войне. Десять тысяч человек под знаменем Аваддона хлынут на юг и запад, чтобы предать новый мир в руки последнего, кто уцелел после Падения.

      И они предостерегают его против какого-то полоумного?

      Аваддон вскинул руки:

      – Приди ко мне, Иерусалимец!

      1

      Всадник остановил коня на гребне лесистого холма и оглядел расстилавшуюся внизу пустынную равнину, пологими волнами уходившую к горизонту.

      И никакого знака, что Иерусалим близок, и нигде не видно темной, сверкающей алмазами дороги. Но ведь Иерусалим всегда был где-то впереди, манил в ночных сновидениях, дразнил обещанием, что отыщется где-то на пуповине черной дороги.

      Разочарование исчезло, едва возникнув, и он перевел взгляд на дальние призрачно-серые горы. Не там ли найдет он знак? Или же дорога давно заметена прахом веков, скрыта под длинными