Газетный самолётик. Дмитрий Аркадин

марта!

      Но много ль надо вялого ума

      примерить не весну к январской роже,

      а углядеть, как голая зима

      имеет март на белоснежном ложе.

      * * *

      На улице восточные деревья

      склоняются в предчувствии снегов.

      Полно в рядах базарных фруктов разных.

      Средь лиц сосредоточенных и праздных

      знакомых нет – ни милых… ни врагов…

      Пройди в тени иной архитектуры:

      ни линий, ни овалов, ни углов…

      Не ожидай от них ни скрипа ставен,

      ни тех святынь, чем прежний дом твой славен:

      вот пальмы те – дождутся ли снегов?

      * * *

      Он себя не смог предугадать –

      вдруг в письме поставил слева точку!

      Но продолжил: «Понимаешь, мать,

      может быть, еврейство взять в рассрочку?»

      А в конце добавил: «Мать, не трусь!

      Я за то вовек не расплачусь.

      * * *

      Жизнь прекрасна, поскольку не вечна,

      и бесценна, поскольку одна.

      Я пока что не мертвый, конечно,

      если всюду со мною она.

      И душа – белоснежная цапля –

      телу бренному верность храня,

      моего продолжения капля

      никогда не покинет меня.

      По гостиницам крышу снимая,

      по земле путешествуя всласть,

      глажу крылышки ей, понимая:

      я ведь тоже не дам ей упасть.

      * * *

      Не горький ли тот эвкалиптов листок

      приблизил к тебе этот Ближний Восток,

      и ты ощущаешь пронзительный ток

      еврейского жаркого края?

      Под Песах изъята из лавок мука,

      в маце через дырочки будто века

      сочатся на пальцы твои. А рука

      распахнута к рукопожатью.

      Шалом, горожане! шалом, господа!

      Приветствую вас, кибуцы, города,

      и реки, и горы, в которых вода

      течёт и сверкает на солнце.

      Здесь реки не губит ни зной, ни мороз,

      над ними хрустальные крылья стрекоз,

      а пазлы подсолнухов, завязи роз

      с высот на равнины стекают.

      Прости себе эти восторги души,

      в копилку её отсыпай не гроши,

      а танцы и песни: они хороши,

      как лица, как свечи в шабаты.

      На мир этот хрупкий – что стёкла авто –

      смотри беспрестанно – на это, на то…

      На то, как по миру не раз и не сто

      колышется многоголосье.

      Пускай на стене календарь отрывной

      не будет изорван виной и войной,

      а ластится море – волна за волной –

      к земле, поцелованной Богом.

      * * *

      В летний зной меняются одежды,

      вновь и вновь меж звёзд плывёт «Арго».

      Я кружу без никакой надежды

      в поисках неведомо чего.

      В свете фар отчётливы предметы,

      город ночью светел, как кристалл.

      Потерялись знаки и приметы:

      Навигатор, видно, подустал.

      В сумерках и в полночь с лунным взглядом

      колеси по трассам, колеси!

      Завтра ли ты с нею встанешь рядом?

      Шёпотом у Господа спроси.

      Баба