Мадам Гали – 4. Операция «Сусанин». Юрий Барышев

прозвучал так неожиданно и так созвучно собственным мыслям профессора, что Яков Соломонович вздрогнул.

      Незаметно для себя самого Коган миновал небольшой насыпной пляж, летом обычно полный отдыхающих, а теперь совершенно пустой. За пляжем помещался небольшой пирс со стоящими возле него маломерными судами, катерами, прогулочными лодками. Скорее всего, именно со стороны пирса и появился этот незнакомец, и в появлении его не было ничего уж такого загадочного и поразительного. Но, очевидно, нервы Якова Соломоновича действительно пошаливали, и от незнакомца он в отшатнулся:

      – Что… Что вам угодно?

      Язык почему-то не слушался, слова произносились с трудом.

      Незнакомец развязно подмигнул и, засунув обе руки в карманы черного плаща, стал с вызовом разглядывать Когана. При этом он слегка раскачивался, попеременно перенося вес своего тела с носков на пятки и обратно.

      – Гуляем, значит, – повторил незнакомец. – Ну, ну.

      – Кто, – Яков Соломонович попытался сглотнуть слюну, но рот совершенно пересох, – кто вы такой?

      – Может, сигареткой угостите? Или папиросы у вас? Ай, ай, такой представительный на вид мужчина, ученый, наверное, и не курит импортных сигарет! Отчего вы не курите импортных сигарет? Нет возможности приобрести? Ай, ай!

      Незнакомец снова подмигнул.

      – Да кто вы такой?! – страх придал Когану силы, и последнюю фразу он прокричал в полный голос, срываясь на визг.

      – Я-то?.. Э! А зачем же так беспокоиться? Неужели совесть не чиста? Так это дело поправимое. Совесть мы вам живенько очистим. А? Как полагаете? Не бесплатно, конечно. Бесплатно, как говорится, и петух не поет. А за плату. За плату, как говориться, и поп пляшет. Мы. э. понимаем друг друга.

      Человек в черном плаще, пошатнувшись, протянул к Якову Соломоновичу руку, явно собираясь ухватить бедного профессора за ворот, а у того даже не было сил сопротивляться.

      – Кузнецов?! Что же ты ко всем пристаешь?!

      Яков Соломонович был настолько напуган, что появление двух милиционеров воспринял, как новое, неизвестно за что свалившееся на него несчастье. Позже он удивлялся, как ему хватило сил не грохнуться в обморок.

      Милиционеры вскарабкались на дамбу со стороны завода, без всяких ступенек, прямо по камням и пожухлой траве. Один из них брезгливо отряхивал испачканные колени, другой немедленно устремился к собеседнику Когана. Лицо этого милиционера было кислым, словно его мучила постоянная, хотя и не сильная зубная боль.

      – Ну? – милиционер, подойдя, посмотрел на человека в черном плаще, как на средоточие грехов мира. – Ты опять? Опять? Житья от тебя, Кузнецов, нет на моем участке! Хоть бы ты утонул однажды в этом чертовом водохранилище!..

      – Петрович! – незнакомец видимо обрадовался стражу порядка, как родному. – Петрович, друг ситный! Сколько лет, сколько зим! Ну, здравствуй, здравствуй! Дай, хоть нагляжусь на тебя!

      Но Петрович, брезгливо уклонившись от объятий того, кого он называл Кузнецовым, обернулся к своему напарнику:

      – Терехин! Забирай