Я помню чудное мгновенье. Александр Пушкин

сколько чаш, подъятых к небесам!

      И первую полней, друзья, полней!

      И всю до дна в честь нашего союза!

      Благослови, ликующая муза,

      Благослови: да здравствует Лицей!

      Наставникам, хранившим юность нашу,

      Всем честию, и мертвым и живым,

      К устам подъяв признательную чашу,

      Не помня зла, за благо воздадим.

      Полней, полней! и, сердцем возгоря,

      Опять до дна, до капли выпивайте!

      Но за кого? о други, угадайте…

      Ура, наш царь! так! выпьем за царя.

      Он человек! им властвует мгновенье.

      Он раб молвы, сомнений и страстей;

      Простим ему неправое гоненье:

      Он взял Париж, он основал Лицей.

      Пируйте же, пока еще мы тут!

      Увы, наш круг час от часу редеет;

      Кто в гробе спит, кто дальный сиротеет;

      Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;

      Невидимо склоняясь и хладея,

      Мы близимся к началу своему…

      Кому ж из нас под старость день Лицея

      Торжествовать придется одному?

      Несчастный друг! средь новых поколений

      Докучный гость и лишний, и чужой,

      Он вспомнит нас и дни соединений,

      Закрыв глаза дрожащею рукой…

      Пускай же он с отрадой хоть печальной

      Тогда сей день за чашей проведет,

      Как ныне я, затворник ваш опальный,

      Его провел без горя и забот.

      Дельвигу

      Любовью, дружеством и ленью

      Укрытый от забот и бед,

      Живи под их надежной сенью;

      В уединении ты счастлив: ты поэт.

      Наперснику богов не страшны бури злые:

      Над ним их промысел высокий и святой;

      Его баюкают камены молодые

      И с перстом на устах хранят его покой.

      О милый друг, и мне богини песнопенья

      Еще в младенческую грудь

      Влияли искру вдохновенья

      И тайный указали путь:

      Я лирных звуков наслажденья

      Младенцем чувствовать умел,

      И лира стала мой удел.

      Но где же вы, минуты упоенья,

      Неизъяснимый сердца жар,

      Одушевленный труд и слезы вдохновенья!

      Как дым, исчез мой легкий дар.

      Как рано зависти привлек я взор кровавый

      И злобной клеветы невидимый кинжал!

      Нет, нет, ни счастием, ни славой,

      Ни гордой жаждою похвал

      Не буду увлечен! В бездействии счастливом

      Забуду милых муз, мучительниц моих;

      Но, может быть, вздохну в восторге молчаливом,

      Внимая звуку струн твоих.

      К другу-стихотворцу

      Арист! и ты в толпе служителей Парнаса!

      Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса;

      За лаврами спешишь опасною стезей

      И с строгой критикой вступаешь смело в бой!

      Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,

      Забудь ручьи, леса, унылые могилы,

      В холодных песенках любовью не пылай;

      Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай!

      Довольно без тебя поэтов есть и будет;

      Их напечатают