Русь Эзотерическая. Учителя и М-ученики. Ольга Манскова

пыль на асфальте. И все яйца, что ходят вокруг, даже и не знают, что они – яйца», – глубокомысленно решил Василь.

      …Когда поезд в кромешной тьме приближался к незнакомой станции, о которой Василь абсолютно ничего не знал, кроме её названия, он, наконец, расслабился и «улыбнулся трудности пути», по совету какой-то эзотерической брошюры. Старая ржавая колымага даже не подъезжала, а очень медленно подползала к перрону. Но в вагоне по-прежнему было темно и все спали, в том числе и проводница, хватившая вчера лишку. Ну, и что с этим делать?

      Василь решился и гневно пнул дверь проводницкой каптерки. Реакции не последовало. Тогда он пнул её вторично, ещё решительней. И, в конце концов, постучал по двери кулаком изо всей силы. Наконец, дверь служебного купе отъехала в сторону. Показалась помятая дама со свежим синяком под правым глазом. Она высунулась наружу и спросила зло:

      – Тебе – чего?

      – Подъезжаем, – мрачно ответил ей Василь, – а мне выходить.

      Проводница, матерясь, приняла постельное белье и где-то надолго закопалась среди чистых и грязных наволочек и простынь.

      – Припёрся, так рано разбудил, твою мать! – слышалось оттуда. – А мы ещё даже и не подъехали.

      «Стоянка поезда – две минуты», – припомнилось Василю из расписания. Его рюкзак сейчас загромождал, полностью перекрывая, весь свободный проход. Вернее, то, что осталось от прохода. Остальное место было занято строем огромных тюков с каким-то барахлом, идущим на выход. Из проводницкой каптерки, теперь слегка приоткрытой, несло куревом и водкой, и по радио звучала песенка про толстый-толстый слой шоколада, который только и нужен кому-то от жизни.

      Потом дверь в купе проводников резко захлопнулась. Свет в проходе погас. И Василь снова остался в одиночестве, болтаясь у выхода в тамбур в громыхающем железном вагоне. Перспектива проморгать эту чёртову станцию, когда поначалу уже показались первые дома, снова стала реальной. Казалось, теперь поезд снова шёл лесом.

      Но вот, состав снова замедлился, раздался свист, и показался перрон. Перед самой остановкой с первой верхней боковой полки, тяжело пыхая и чертыхаясь, сгрузился некий дядя-шкаф. Молча отпихнул Василя, стоящего между тюками, и стал перекладывать и не спеша вытаскивать в тамбур свою многочисленную поклажу. Ту самую, которая захламляла весь проход.

      Наконец, поезд, который двигался совсем тихо, резко притормозил и встал, как вкопанный. Проводница была вторично разбужена Василём лишь после полной остановки: ей удалось прикорнуть носом в полку для белья. Но теперь, виртуозно перепрыгивая на каблуках-шпильках через огромные тюки, с трудом попадая в незначительные пространства между ними, постоянно спотыкаясь и матерясь, она, с переменным успехом, пробиралась к выходу. И, в конце концов, завязла-таки где-то уже посредине плотно заваленного прохода.

      Наконец, после дальнейших титанических усилий, проводница выбралась из затора. И вот где-то в тамбуре с лязгом откинулась