Беллетрист. Чихнов

Мария, берете меня в провожатые? Надежней будет. Двое – целая охрана.

      – Опоздали. Я уже пришла.

      – Ничего. Зато я теперь знаю, где живете. В гости приду. Можно?

      – Пожалуйста, Сергей, приходите. Чаем напою.

      – Чай у меня и дома есть.

      – А больше ничего не держим. Закон не позволяет. До свидания.

      – До свидания, Мария Павловна. Спокойной ночи. Всего хорошего, – подал Леонид Иванович руку.

      Мария Павловна зашла в подъезд.

      – Леонид Иванович, разговор у меня… – хотел Клюев выговориться, устал: дома – скандал, на работе тоже неприятности.

      Чебыкин был неплохой собеседник – выслушает, а то и поможет советом.

      – Вот я всю жизнь, можно сказать, проработал слесарем. И чего добился? Богатым стал? Ничего подобного. На книжке триста рублей – вот все мое богатство. Да мне и не надо ничего. Только иной раз обидно делается: работал, работал, а добра не нажил. Все, выходит, проел. На брюхо работал.

      Клюев одевался просто. Зимнее пальто носил уже шестой год. Ворот рубашки расстегнут, шея открыта.

      – Сергеевич, застегнись. Холодно.

      – Я холода не боюсь.

      – Ты, Сергеевич, верно заметил, – тяжело вздохнул Чебыкин. – Мы в основном работаем на себя, чтобы сытым быть, одетым. На большее денег не хватает. Но есть еще один момент – через труд человек утверждает себя в жизни. Конечно, много у нас в цехе ручного, рутинного труда. Что поделаешь. Позавчера я был на дробилке. Там – сущий ад! Пыль, грязь, холод. Как там люди работают? У нас в цехе еще хорошо, работать можно. Светло, тепло.

      – Рабочий человек не ценится. Так, работяга.

      – Ну, Сергеевич, это ты зря… Рабочий человек – это главная фигура на производстве. В капиталистических странах как делается: прогулял человек – сразу выгоняют, а мы боремся за человека, воспитываем его. Ну выгоним мы прогульщика. Он устроится на другое место, там будет прогуливать.

      – Один раз ошибешься – весь год будешь плохим, весь год будут помнить. А, что там говорить!.. Мы, Леонид Иванович, никогда не поймем друг друга.

      – Подожди. Почему не поймем? – хотел бы Чебыкин разобраться. – Может, действительно, я что-то не понимаю, бываю не прав. Так ты подскажи. Мы делаем одно общее дело – выпускаем щебень Нам нечего делить, как ты считаешь?

      – Я никак не считаю, – отмахнулся Клюев. – Я человек маленький. Считай не считай, все равно по-моему не будет. Вот так!

      – Ты, Сергеевич, зря обижаешься. Ты бы мог передовиком быть, если бы с дисциплиной подтянулся. В работе тебе равных нет. Мне иной раз тебя даже жалко.

      – Что меня, Леонид Иванович, жалеть?! Я не ребенок. Виноват – наказывай. Наказание – самый действенный метод воспитания.

      – А я считаю, наказание – крайняя мера.

      – Ага, крайне действенная. Человеку скоро на пенсию, а вы его учить. Смех и грех!

      – Учиться, Сергеевич, никогда не поздно.

      – Сколько на нашей шее грамотеев