Волки из страны Далеко-Далеко. Одиночка. Тень. Страж. Кэтрин Ласки

неба всходила луна, бледная, словно собственный призрак. Воздух постепенно становился лиловым, а потом, когда ночь окончательно вступила в свои права, лиловый превратился в темно-фиолетовый, затем в черный. Когда появились звезды, Фаолан поднялся, задрал морду и завыл, обращаясь к ним:

      Покажите мне убежище,

      Высоко-высоко в небе,

      Убежище благородной оленихи.

      Покажите мне звездный путь –

      Путь, по которому ей идти суждено.

      Свой жизненный путь она завершила с честью.

      Она была карибу, а я волк.

      Ее смерть подарила мне жизнь.

      Она сама доброта и великодушие –

      Я почтенно склоняюсь перед ней

      В серебристом свете ночи.

      Я лишь прошу – покажите мне путь,

      И я дам ее костям покой.

      Так Фаолан выл до самой поздней ночи, пока не заметил рога звездного карибу – не на небе, а в отражении на тихой водной глади, казавшейся отполированной лунным светом. Вода чуть дрожала, словно ветви деревьев под легким ветерком, хотя никакого ветра не было. Фаолан подошел ближе к обрыву и посмотрел вниз. С замиранием сердца он следил, как появляются знакомые звезды, складывающиеся в силуэт оленя: сначала огромные ветвистые рога, а затем голова, казавшаяся по сравнению с ними совсем маленькой. Шея постепенно переходила в мясистый загривок над плечами. На долю массивных вогнутых копыт приходилось целых шесть звезд. Фаолан снова завыл:

      Следуй! Следуй по тропе!

      Следуй за звездным карибу!

      Следуй в убежище духов!

      Пусть тебя встретит мать, что умерла морозной зимой,

      Пусть тебя встретит отец, погибший от лап медведя,

      Пусть тебя примут олени небесного стада.

      Они уже ждут тебя,

      Ждут на усеянном звездами небе.

      Закончив песнь, волк перевел глаза вниз, на кучу костей, тускло поблескивавших в лунном свете. Из глубины его души всплыло новое, совершенно незнакомое до сих пор желание – не голод, не жажда крови, а страстный порыв вонзиться клыками в эти кости и создать нечто красивое, под стать тем картинам, что он видел в Пещере Древних Времен. Такое непреодолимое желание испытывал каждый волк-глодатель, каждый брошенный, но выживший щенок. Правда, не все они обладали таким совершенным чувством красоты и не все могли четко мысленно представить будущее произведение, до того как оно бывало завершено. У Фаолана же оказался настоящий дар предвидения, позволявший ему ясно, до мельчайших деталей видеть то, что получится из груды белоснежных костей.

      Инстинкт побуждал глодателей не просто грызть кости, а выгрызать на них изображения, иногда складывавшиеся в истории, а иногда не имеющие ни начала, ни конца. Если волка-глодателя выбирали в Священную стражу Кольца Вулканов, то обработанные им кости складывали поверх других, копившихся веками. Такие кучи костей назывались «друмлины»,