Столпы мудрости. Конфуций

но дал ей имя «Первая из У». Коль знает ритуалы князь, то кто же их тогда не знает?

      Ума Ци поведал все Учителю, и он воскликнул:

      – Мне везет. Люди непременно узнают о каждой из моих ошибок.

32

      Когда Учитель пел в компании с другими и ему нравилось их пение, то он просил начать сначала и лишь затем к ним присоединялся.

33

      Учитель говорил:

      – В учености я, может быть, не уступлю другим, но в том, чтоб лично стать на деле благородным мужем, я не достиг еще успеха.

34

      Учитель вопрошал:

      – Разве посмею я претендовать на то, что обладаю высшей мудростью и человечностью? Но я стремлюсь к ним ненасытно, учу других без устали, вот это лишь и можно обо мне сказать.

      Гунси Хуа заметил:

      – Но мы, ученики, этому как раз не можем научиться.

35

      Когда Учитель тяжко заболел, Цзылу просил позволить вознести молитву. Учитель у него спросил:

      – А делают ли так?

      Цзылу ответил:

      – Делают. В Молитвеннике сказано: «Воздам молитву за тебя духам Неба и Земли».

      Учитель возразил:

      – Я уж давно молюсь.

36

      Учитель говорил:

      – Расточительность ведет к непокорности, а бережливость – к захудалости. Но лучше захудалость, чем непокорность.

37

      Учитель молвил:

      – Благородный муж спокоен, нестеснен, малых же людей всегда гнетут печали.

38

      Учитель ласков был, но строг. Внушителен, но не свиреп, Полон почтительности и покоя.

      Комментарии

      «Учителем» в Китае называли человека, известного в Западном полушарии под именем Конфуция, или Кунцзы. (По-китайски его звали Кун Цю, где Кун – фамилия, а Цю – имя. Привычное нашему слуху имя Конфуций происходит от латинской транскрипции китайского словосочетания Кун фуцзы, в дословном переводе означающего «учитель Кун». Это латинизированное имя органически вошло в западную культуру, и заменять его на оригинальное уже не имеет смысла.)

      В мировосприятии, психологии и биографии Конфуция можно выявить глубокое сходство с комплексом мотивов и схем, составляющих специфику ритуального сознания. Нередко отмечают, например, противоречивость Конфуция. В значительной мере так и есть. Он может быть то блаженно спокоен, то пребывать в безысходном отчаянии; увлеченность небесным началом не отрывает его от земли, рационалистичность не мешает ему предаваться мистическим настроениям, а его приверженность обыденному на поверку оборачивается возвышенной святостью. Но суть этой противоречивости заключается как раз в преодолении противоречия.