Советская правда. Всеволод Кочетов

Новое жило рядом с отвратительным старым. Были сложные годы нэпа.

      Все было в ту пору иным, чем сегодня. И прежде всего – иными были люди. Мальчишкой я хаживал тогда на ленинградские заводы, несколькими годами позже сам работал на одном из них. Уже не делали там зажигалок, уже строили корабли и тракторы, но еще воровали заводской инструмент. Уже начиналось ударничество, появлялись первые ударники среди рабочих. Было это не так-то просто на первых порах – ходить в ударниках: могли и избить, и станок поломать, и сплетню пустить. Старое не брезговало ничем в своей жестокой борьбе с появлявшимся новым.

      Годы шли, огромную работу по перевоспитанию и воспитанию людей проводила Коммунистическая партия. Человек становился лучше, чище, красивее и, меняясь сам, изменял, улучшал все вокруг себя. Огромная эта работа партии ждет своего певца. Нет сомнения, что придет час – и появятся книги, которые широко и полно расскажут о большом пути нашего народа, одолевая его год за годом, пядь за пядью, какие неслыханные трудности преодолевал на этом пути, какие радостные одерживал победы.

      Можно по-разному думать о каждом из нас сегодня. Один лучше, другой хуже. Но все равно мы не те, что были несколько десятков лет назад. Мы богаче опытом, богаче мыслью, мы образованней; немало изменений произошло в нашей морали, в наших взглядах на жизнь, в отношении к труду. Правда, осталось еще немало и всяческой гадости, и гадости такой, которая, используя те или иные расщелины в нашем обществе, запускает в них цепкие свои корни, разрастается на какое-то время и даже процветает, ловко применяясь к новым условиям существования.

      Но когда, в какие времена для истинного художника гадость заслоняла собой доброе и светлое в человеке? Даже самые злые, самые беспощадные сатирики прошлого, обличая зло и мерзость своего общества, общества, построенного на эксплуатации человека человеком, на угнетении человека человеком, делали это, видя перед собой то светлое и доброе, к чему человек должен прийти, расчистив с пути своего все мерзостное. Они не видели тех сил, которые способны произвести эту расчистку, но они знали, верили, что будет, в конце концов, именно так, иначе жизнь не имела бы смысла.

      В наше время для художника открылись неслыханные возможности видения нового в человеке, его красоты. Это новое, эта красота завоеваны в тяжкой борьбе, они нуждаются в том, чтобы борьба за них не ослабевала и впредь, они требуют поддержки, требуют внимания и забот.

      Каждый художник волен видеть жизнь так, как она ему видится. Но становится до чрезвычайности грустно, когда иные из нас, игнорируя весь исторический путь, который пройден нашим народом, берут какую-нибудь частность – пусть реальную, сущую, истинную, но, однако, частность – и возводят ее во всеобщность. Причем в критике сложилось почему-то так, что если во всеобщность возводится сугубо положительная частность, то автора этого деяния дружно поносят, именуя его лакировщиком. Если же содеяно обратное – в степень всеобщности возведена какая-либо частная мерзость,