Кома. Андрей Бонцевич

три перекрёстка Заморючка остановилась.

      – Мне одной кажется, что мы ходим кругами?

      Мартин осмотрелся. Сложно сказать, в этом лесу всё везде казалось одинаковым. Похожие деревья, однообразные пятна цветов, ничем не отличающиеся бороды мха. «Или же нет? Что это там блестит?»

      Сделав гигантский шаг, Мартин наклонился над травой и поднял с земли кусок битого стекла прозрачного синего цвета. Осколок морской воды. Замёрзший клочок утреннего неба.

      – Смотри, как красиво!

      – Я люблю цветные стекла, – кивнула Алина. – Особенно смотреть через них.

      Мартин отдал осколок. Девушка приложила его к глазу и изумлённо вскрикнула.

      – Что-то не так?

      – Сад! Он… смотри, он совсем другой! С ума сойти, он ожил!

      И верно, сквозь голубые грани стекла Мартин увидел, как расцветают молодые деревья, как качаются под легким ветерком круглые головы пионов, как белеет на яблонях кружевная ткань из нежных лепестков.

      – Он был красивым, этот сад! – восхищённо прошептала Заморючка, снова хватая осколок. – Это они, ведьмы, сделали его страшным! Мы должны его вернуть!

      – Мы? – Мартин вскинул бровь. – Почему мы?

      – Потому что у нас нет выбора. Потому что эта стекляшка попала к нам в руки.

      – И как ты собираешься их… того?

      – Пока не знаю. Но просто взять и оставить эту красоту умирать? Нет, я не могу себе это позволить. Мы всё равно, наверное, умрем, так хоть где-то окажемся нужными.

      Мартин пожал плечами и пошёл вперёд, к следующему перекрёстку. Не успел он остановиться и осмотреться, как сзади раздался возглас.

      – Ещё одно!

      Заморючка держала в руках другой осколок – ящерично-зелёный, неровный, словно превратившийся в стекло опавший листок.

      – Я случайно наступила, – сказала она, подходя. – Засмотрелась на юный сад, чуть сошла с дороги и почти споткнулась. Интересно, а он тоже… Ой!

      Брови девушки высоко поднялись, а глаза стали похожими на те, что рисуют японцы в черно-белых комиксах.

      – Ни фига себе… – выдохнула она. – На, глянь. Это просто кошмар какой-то.

      За этим стеклом сад умер. Кривые деревья рухнули, оставив острые обломки стволов костями впиваться в небо. Пожухли и скрючились цветники, рассыпались горстями камней дорожки. Среди осклизших ветвей гулял ветер, раскачивая сухие стебли и срывая последние листья.

      Мартин медленно убрал стекло от глаза и взял голубое. Да, это был тот же сад. Только другой.

      – Как это понимать? – медленно сказала Алина, снова глядя в зелёный осколок.

      – Всё начинается, и всё кончается, – почесывая нос, произнес Мартин. – Наверное. Кажется, я начинаю догадываться. Смысл и красота не в каком-то моменте, не в секундах. Они во всём. С самого начала и до самого конца.

      – Но если прелесть юности я отлично понимаю, смысл зрелости и красных яблок – более-менее тоже, то скажи, чего хорошего в угасании?

      – Потому что закат так же красив, как и восход. Потому что нельзя, чтобы постоянно было утро. И то,