Мертвая улика. Николай Леонов

угла… Какая там семья, когда всю жизнь по тюрьмам скитались? Да вы об этом, наверно, знаете лучше меня…

      – Знаем, – вздохнул Гуров. – Ни семьи, ни угла. И характер соответствующий. Да и вредные привычки имеются.

      – Вот именно, – подтвердила заведующая.

      – Скажите, а можно было бы узнать, за что именно сидел каждый из них? – спросил Гуров.

      – Только с их слов, – ответила заведующая. – Если, конечно, они вам скажут… В личных делах мы об этом не пишем. Да и зачем? Не все ли равно, кто и за что сидел?

      – Это как сказать, – не согласился Гуров. – Есть здесь, знаете ли, некоторые нюансы. Допустим, тот, кто всю жизнь сидел за кражи, вряд ли станет убивать.

      – Намекаете на убийство Елизаветы Петровны? – взглянула на Гурова заведующая. – Думаете, что это сделал кто-то из наших старичков?

      Гуров в ответ лишь неопределенно передернул плечами.

      – Вряд ли кто-то из них, – сказала заведующая. – Посудите сами: самому молодому из наших дедушек – за семьдесят. Какие из них убийцы? Да и за что убивать? К тому же каждого из них я знаю со всех сторон. И с хорошей, и с плохой. Выпить они, конечно, мастера. Ну и поссориться между собой по пьяному делу тоже. Еще – поругаться со старушками могут за то, что те не дают им денег на выпивку. Но чтобы убить… Что вы! Все их страсти, причины и поводы в прошлом. Как говорится, все было и минуло. Теперь они как дети. Хорошие ли, плохие ли, но как дети. А дети друг друга не убивают.

      – Может, вы и правы, – в раздумье проговорил Гуров. – Знаете, я плохо разбираюсь в психологии стариков. Вы, конечно, их знаете лучше меня.

      – Наверно, – согласилась заведующая.

      – Но все же, – упрямо мотнул головой Гуров. – Скажите, какой у нее был характер?

      – У Елизаветы Петровны?

      – Да.

      – Такой же как и у всех. Может быть, немножко скрытнее, чем у других. Так что же из того? У каждого свой характер.

      – У нее были какие-то особо близкие друзья?

      – Вы имеете в виду здесь, в заведении?

      – Да.

      – Насколько я знаю, нет. Говорю же, она была довольно-таки скрытной. И больше склонной к одиночеству, чем к общению. Она даже в комнате жила одна, без соседей. Не хочу, говорила, жить с кем-то, хочу быть одна. Говорила, что так ей легче. А что значит легче и почему легче – откуда мне знать?

      – Понятно… – Гуров встал с кресла и подошел к окну.

      За окном он увидел трех старушек и двух стариков. Старики о чем-то говорили старухам и при этом оживленно взмахивали руками. Старушки что-то им отвечали и тоже жестикулировали.

      – Ругаются, что ли? – спросил Гуров, взглянув на Галину Никитичну.

      – Кто? – не поняла она.

      – Они, – указал Гуров за окно.

      – Ах, вот вы о чем! – улыбнулась заведующая. – Может, и ругаются. А может, веселятся. Кто их знает?

      – Скажите, – спросил Гуров, – а для чего вы сделали калиточку? Там, на заднем дворе. Которая ведет в сад.

      – Чтобы они могли выходить в сад, – с некоторым удивлением ответила Галина Никитична.

      – Вы имеете в виду ваших стариков? –