Царетворец. Волчий пастырь. Алекс Делакруз

убил. Но это тогда Дес мне был младшим братом, сознательно отказавшимся от магии слабосилком во владении, но подающим надежды в политике; сейчас же он – судя по мундиру с пурпурными лентами в золотой тесьме, канцлер Палаты Лордов.

      Надо же. Первый человек Септиколии – вне императорских земель, конечно же.

      Глыба просто. Скала.

      Кто бы мог подумать. Нет, я конечно знал, что в искусстве интриг Дес невероятно талантлив, но добиться подобного выходцу из Дома Рейнар, причем за одну жизнь, всего за сто девятнадцать лет… Невероятно.

      И я уверен, что вернул Десмонд меня не за тем, чтобы попросить прощения – а вернул определенно как инструмент, который должен ему помочь подняться на очередную ступень.

      Инструмент, кстати, в лице меня был категорически против. Но для того, чтобы об этом заявить – делом, а не словом, мне нужно для начала хотя бы понять, куда я попал и зачем Десмонд обратился к Реке Крови предков. Понять, что за нужда заставила его отправить в Посмертие собственного внука?

      Между тем Десмонд, под моим внимательным взглядом, сухо сглотнул.

      – Так что ты сказал отцу… брат? – посмотрел я ему в глаза.

      От слова «брат» Десмонд заметно вздрогнул.

      – Я сказал, что убил тебя в честном поединке.

      – Ты. Сказал. Что убил меня… В честном поединке, – раздельно, все еще осмысливая услышанное, говорил я, шаг за шагом подходя к нему ближе.

      Одно откровение за другим – не знаю даже, что меня больше поразило. То, что Дес стал канцлером Палаты лордов, или то, что он так нагло соврал отцу.

      – Да. Я сказал, что убил тебя в честном поединке.

      – Какая же ты мразь. Брат.

      – Я сделал это ради благополучия Дома! И сделал это ради…

      Десмонд прервался на полуслове – хакнув, он согнулся, прижав руки к животу.

      А парнишка этот… Кайден, хоть и разодет как шлюха из-под красных фонарей Любека, физически – для еще не принявшего посвящение, подготовлен неплохо. Явно прошел полный курс трансмутации и занимался с хорошими, если не лучшими мастерами меча.

      «Неплохо» – в смысле недосягаемо для обычного человека. Но не для индигета первого сословия и тем более не для той планки умений первого меча Запада, на которой я закончил жизнь.

      – Я сделал это ради… – вновь заговорил Десмонд.

      Я снова ударил его. Несколько раз, а завершающий апперкот в подбородок заставил Десмонда замолчать. Пошатнувшись, он с трудом удержался на ногах.

      – Молчи, лучше. Брат, – сказал я, как плюнул. – Молчи, а то не все твои зубы доживут до намечающегося нашего с тобой серьезного разговора.

      Кулаки непроизвольно сжимались и разжимались. Страсть как хотелось кого-нибудь убить.

      – Я! Сделал это! Во имя благополучия нашего… – Десмонд выпрямился и ощерился, показав окровавленные из-за рассеченных десен зубы.

      Вот упрямый, а?

      Договорить я ему не дал. Носком ботинка врезал в голень, обработал уже длинной серией ударов, как по манекену, и добавил пару раз коленом в голову. Десмонд