Пушкин в Михайловском. Семен Гейченко

старых комнатах было порядочно вещей, любезных сердцу его деда и отца с матерью. Вот огромный комод, из которого так же трудно тянуть ящики, как открывать бутылку цимлянского с порченой пробкой. Вот кресла и стулья – доморощенные псковские «жакобы» и «чиппендейли», бильярд с неизменно заваливавшимися под рваное сукно щербатыми костяными шарами. Кровати двуспальные и односпальные, шкапы, полушкапы, канапеи, гора изрезанной ножами и вилками фаянсовой посуды и просто черепье. В углу спальни – книжный шкап. В нем землемерные планы имений, озер, лесов, деревень, бумаги по хозяйству, календари, месяцесловы, памятные книжки, Священное Писание, несколько французских романов. Все это сильно источено мышами и крысами.

      А это – старенький альбом с оторванными бронзовыми петельками, перевязанный розовой ленточкой. Раскрыл. Стал листать. На первой странице нарисован венок из незабудок и якорь – символ надежды. Под ним старательно выведенная рукой отца надпись: «Ангелу души моей несравненной Надиньке от верного и нелицемерного супруга. Июля 1801 года». Дальше шли стишки, стихи и стишищи. Улыбнулся: «Верный и нелицемерный… Хм, хм!»

      А все-таки как здорово получается – все Пушкины, вся фамилия, – поэты! Отец, мать, брат, сестра, дядя один, дядя другой и сам Александр Сергеев Пушкин! Поэтическая семейка. Поэтическая деревенька. Сплошной Парнас!

      Надежда, Надежда, мой сладкий удел,

      Куда ты, мой ангел, куда улетел?

      И еще:

      Сраженный бурей роковой,

      Во прахе дуб лежит, перунами разбитый,

      С ним гибкий плющ, его обвитый,

      О дружба, это образ твой!

      Ах, тятенька, ах, Сергей Львович, душа поэтическая, сколько ты бумаги намарал!

      Опять полистал:

      Жилище мирное, услада дней моих, —

      И озеро, и лес, и сад, любимый мною,

      Где слезы лил под сенью древ густых,

      Где услаждали вы страдальца тишиною.

      Где я, друзья, мечтал о вас!..

      Простите все в последний раз!..

      «Первые две строчки ничего, чем-то напоминают моего «Домового»…»

      Захлопнув альбом, положил себе в карман…

      Путешествие по дому закончилось. Он сделал окончательный выбор. Остановился на большой светлой комнате, выходящей окнами на юг, во двор, на гульбище, цветники. Здесь всегда было весело, солнечно. Вся усадьба видна как на ладони. Все нужное рядом. Большой хороший камин. Чуланчик. Что еще нужно?

      Велел вызвать старосту, дворовых, кликнул няньку. Началось переселение вещей, изгнание иных из дому. Вещи упирались, как зажившиеся родственники. Не лезли в двери. Пришлось выкидывать через окно. Дворовые ужасались святотатству. Хозяин весело командовал и хохотал. Все мало-мальски стоящее было свалено в родительской спальне, остальное отправлено в сарай.

      Зальце приказано было ошпарить кипятком, обои подштопать, потолок побелить, после чего полагать аванзалом для приема знатных обоего пола персон первых пяти