Хамелеонша. Алена Савченкова

всхлипов. И то же повторила мама, холодно и веско, когда пришла проверить её работу.

      Гость не изменился в лице, только в уголках серых глаз наметились морщинки. Радужка вдруг начала стремительно выцветать, сделавшись из стальной почти белой. Он чуть повернул голову в сторону подрёмывающей Никс и, сложив губы трубочкой, издал мелодичный посвист. Уши левретки встали торчком. Она резво поднялась, покачиваясь на тонких жилистых ногах, и потрусила к камину. Перед огненной пастью замерла. Не успела я сообразить, что произойдёт дальше, как она сделала бросок, почти невозможный для её четырнадцати лет, увернулась от просвистевшего в дюйме от уха огненного кнута и, сжав мячик зубами, отскочила обратно. Мелко перебирая лапами, подбежала к гостю, аккуратно положила добычу ему на колени и вернулась на место.

      Мужчина беззаботно подкинул мяч, словно не замечая моих широко распахнутых глаз. Его собственные уже вернули прежний цвет.

      – Как вы это сделали?!

      – Похоже, я не слишком-то вам нравлюсь, – заметил он вместо ответа.

      – Не вы! – выпалила я и прикусила язык.

      Гостя это развеселило. Откинувшись слегка назад, он смерил меня взглядом и кивнул:

      – Значит, Годфрик. Чем же вам не угодил мой племянник?

      Перед глазами снова встало прекрасное, словно из снега вылепленное лицо матери.

      – Леди Анна, – назвала она меня первым, официальным, именем, – развлеките будущего супруга. Покажите ему наш сад.

      – Хотите, сходим в оранжерею?

      Высокий рыжеволосый мальчишка пожал плечами, и мы двинулись по усыпанной галькой дорожке. На сегодняшний праздник не пожалели восковых свечей, и замок от подвала до сторожки караульного на крыше был залит огнями. Позади, шоркая, переваливалась кормилица. В траве стрекотали цикады, подпевавшие менестрелям, в воздухе стоял тяжёлый аромат спелых слив.

      – Вам понравятся наши розы, – произнесла я, когда терраса осталась за поворотом. – Их завезли в прошлом году, и…

      – Не нужно. – Голос у Годфрика был под стать лицу и всему скучающему облику – такой же бесцветный.

      – Что не нужно? – не поняла я.

      – Разговаривать. Просто пройдём до оранжереи и обратно.

      Произнося это, он ни разу на меня не посмотрел. Пару мгновений мы шли в полном молчании, на фоне которого шум из трапезной, где праздновали наше обручение, казался особенно громким.

      – Вы не хотите на мне жениться?

      Ответный взгляд был полон презрения.

      – Жениться на выродке? Да мне мерзко даже смотреть на тебя!

      Ударила я быстрее, чем успела подумать, и получила звонкую оплеуху в ответ. Из глаз от неожиданности брызнули слёзы. Ладонь судорожно прижалась к горящей щеке.

      – Бьёшь, как девка!!

      Этому страшному оскорблению я научилась у Людо…

      – Он не такой, каким должен быть супруг, – сдержанно ответила я гостю, прикрывая волосами до сих пор красную щеку.

      – А каким должен