Девочка по имени Глазастик. Софья Прокофьева

лицом.

      Только тут Катя поняла, почему так светло в этой бедной комнате, освещенной одной-единственной свечой в медном подсвечнике, закапанном зеленым воском.

      Волосы девушки сами излучали свет. Они лились на плечи потоком чистого золота, озаряя все кругом, и падали вниз почти до земли, до грубых башмаков, похожих на ореховые скорлупки.

      Девушка так крепко обняла Глазастика, что та застонала.

      – Больше никогда… – проговорила девушка, отворачивая лицо.

      – Ниточка, правда, я не хотела… – виновато сказала Глазастик. – Потом, на площади был Вихрик. И он сказал, что большие ветры улетели на море качать корабли… Качать корабли…

      – Держись от них подальше, – не отпуская Глазастика, прошептала Ниточка. Ее золотые волосы совсем закрыли девочку. – И нечего тебе болтать с Вихриком. Господи, ты стала такая легкая, легче перышка. Я боюсь…

      – Ох! Что нам ждать хорошего, – пробормотала тетушка Ох.

      Тетушка Ох поставила на стол глиняное блюдо с лепешками. Потрогала Катины озябшие руки, посадила ее поближе к печке.

      Коту Ваське налили миску молока. Он неохотно подошел к миске, понюхал молоко, повел носом и отошел прочь.

      – Надо же! Совсем аппетит потерял, – пробормотал кот Васька. – Может, он улетел?

      Случайный сквозняк проник в приоткрывшуюся дверь, и кот Васька с отчаянным мяуканьем взмыл кверху. Он сделал круг под потолком и пристроился поближе к теплой печной трубе.