Тень и Коготь. Джин Вулф

но она ни за что не сделает этого. И, когда они убедятся в этом, почему бы им не освободить меня?

      Я заговорил о чем-то другом и продолжал, пока она не рассмеялась.

      – Ты так умен, Севериан, что, сделавшись подмастерьем, будешь самым церебральным палачом в истории! Ужасно!

      – Но у меня было впечатление, будто шатлене доставляют удовольствие такие беседы.

      – Только сейчас, потому что не могу выйти отсюда. Может быть, это окажется для тебя потрясением, но на свободе я редко уделяла время метафизике. Предпочитала танцевать или охотиться на пекари со сворой пятнистых гончих. А восхищающую тебя ученость приобрела еще в детстве, под угрозой палки учителя.

      – Если шатлена захочет, мы можем не говорить о таких вещах.

      Поднявшись, она зарылась лицом в принесенный мною букет.

      – Теология цветов лучше теологии фолиантов, Севериан. Как, должно быть, прекрасно в некрополе, где ты сорвал их! Это ведь не могильные цветы, верно? Принесенные кем-то, чтобы почтить память покойного?

      – Нет. Они были посажены там давным-давно. И каждый год расцветают.

      В дверное окошко заглянул Дротт.

      – Время! – Я поднялся.

      – Как ты думаешь, может быть, ты увидишь мою сестру, шатлену Тею, еще раз?

      – Думаю, вряд ли, шатлена.

      – Но, Севериан, если увидишь, расскажешь ей обо мне? Возможно, они просто не могут связаться с ней. В этом не будет никакой измены – ты сделаешь для Автарха то, чего хочет он сам!

      – Хорошо, шатлена.

      Я шагнул за порог.

      – Я знаю, она не предаст Водала, но возможен же какой-нибудь компромисс…

      Дротт закрыл дверь и повернул ключ в скважине. От меня не укрылось, что Текла не спрашивала, как ее сестра с Водалом оказались в нашем древнем, давно забытом такими людьми, как они, некрополе. После освещенной светильником камеры коридор с рядами металлических дверей и отсыревшими стенами казался темным и мрачным. Дротт завел рассказ о том, как они с Рохом ездили на тот берег Гьёлля смотреть львов, но я все же расслышал последние слова Теклы:

      – Напомни ей, как мы шили куклу для Жозефы!

      Лилии, как и положено цветам, со временем отцвели; следом за ними распустились бутоны темных роз смерти. Нарвав фиолетовых, почти черных цветов, я также отнес их Текле. Она улыбнулась и процитировала:

      Вот покоится Грации – не Целомудрия – Роза,

      И ароматы ее розам не свойственны вовсе…

      – Если шатлене неприятен запах…

      – Вовсе нет, он очень мил. Я просто цитировала одну из любимых присказок моей бабушки. В юности она пользовалась дурной славой – по крайней мере, так говорила сама бабушка, – но, когда она умерла, все дети декламировали этот стишок. А на самом деле он, наверное, гораздо старше, и корни его, подобно всему – хорошему ли, плохому – затерялись во времени. Скажи, Севериан, ведь мужчины желают женщин? Так почему же они презирают тех, коими обладают?

      – Не думаю, что так поступают все мужчины, шатлена.

      – Та