Зашвырнуть ключи. Владимир Михановский

дословно.

      – То есть, как? – поинтересовался шеф, взяв двумя пальцами со стола бронзовую статуэтку арабского скакуна. – Вы успели заучить письмо наизусть?

      – Видите ли, у меня идиотская память, – сказал Ленц. – Мне достаточно прочесть любой текст один-два раза, чтобы запомнить его.

      – И надолго?

      – Навсегда.

      – Ничего себе, – заметил шеф и, склонившись над столом, что-то пометил. – Впрочем, хорошая память необходима ученому.

      Они помолчали, прислушиваясь к неумолчному городскому шуму, для которого даже двойные бронированные стекла не были преградой.

      – Как вы считаете, мог быть автором письма сумасшедший? Или фанатик? – спросил шеф полиции.

      – Фанатик – да, но сумасшедший – едва ли, – усмехнулся Гуго Ленц. – Уж слишком логичны его доводы. Взять, например, это место… – Ленц приподнялся, перегнулся через стол и протянул руку к пачке листков, лежащих перед шефом полиции.

      – Минутку, – сказал шеф и прикрыл листки ладонью. – Поскольку вы все запоминаете…

      – Понимаю, – усмехнулся Ленц.

      – Простите. Но моя обязанность…

      – Следите по тексту, – прервал Ленц и, уставившись в потолок, начал медленно, но без запинок читать, словно там, на белоснежном пластике, проступали одному лишь ему видимые строчки:

      «Да, все в природе имеет предел. Я бы назвал его условно „пределом прочности“. Преступите этот предел – и рухнет строение, упадет самолет, пойдет ко дну корабль, взорвется, словно маленькое солнце, атомное ядро…

      Вы, Ленц, претендуете на то, чтобы нарушить предел прочности мира, в котором мы живем. Частицами космических энергий вы бомбардируете кварки – те элементарные кирпичики, из которых составлена вселенная.

      Если вы добьетесь своей цели, я не дам за наш мир и гроша. Цепная реакция может превратиться в реакцию, сорвавшуюся с цепи. И мир наш рассыплется.

      Кто, собственно, дал вам право, Гуго Ленц, на ваши эксперименты? Правда, у вас имеется благословение самого президента. Но речь идет о другом – о моральном праве заниматься делом, которое может все человечество поставить на грань уничтожения. Я лишу вас этого права и этой возможности. Я вырву жало у скорпиона, который может поразить все живое на Земле…»

      – Правильно, – вставил шеф полиции, когда Ленц остановился, чтобы перевести дух.

      – Вы считаете, что автор письма прав? – быстро спросил Ленц.

      – Я имею в виду – читаете точно по тексту, – пояснил шеф.

      Ленц откинулся в кресле.

      – Допустим, мои опыты действительно опасны, – сказал он и на несколько мгновений устало прикрыл глаза.

      – Опасны? – переспросил Камп.

      – Можно предположить, что они грозят разрушить материю, распылить ее со скоростью цепной реакции. Но по какому праву автор письма берется поучать меня? Кто уполномочил его быть защитником человечества? Он что, Господь Бог, держащий в деснице своей судьбы мира? Или пророк, которому ведомо будущее мира? А может, как сказано в каком-то философском трактате, погибнуть сразу и без мучений, рассыпаться в атомную пыль – это лучшее, что может