Запрет на студентку. Мария Летова

ая сестра, Карина.

      Он тихо смеется, вращая корпусом и качая головой.

      – И я ее не приходовал, – добавляю, осматривая присыпанный снегом парк. – Мы просто тусовались вместе.

      Последнюю неделю температура не поднималась выше минус десяти. В носу стынет воздух, и я застегиваю молнию олимпийки под самое горло.

      Кровь еле-еле, но разгоняется, так что холода почти не чувствую.

      Снега в этом году толком и не было, поэтому, когда он ни с того ни с сего вдруг начинает сыпать со всех сторон, присвистываю.

      – Че с фонарями-то у вас? – спрашиваю Чернышова, кивая на тускло освещенную дорожку. – Половина не горит. Мэр ты или кто?

      – Я два дня мэр, – отвечает он, тоже осматриваясь.

      У замерзшего пруда мужик с доберманом. Без намордника.

      Хмурюсь, приседая.

      – Как ты вляпался так, до сих пор не пойму? – достав из кармана телефон, наш новый мэр стягивает зубами перчатку и фоткает парковую территорию.

      – Обыкновенно. Тебе, что ли, не знать?

      – У меня другое, – говорит мрачно.

      Вдохнув поглубже, выпускаю изо рта белое облако пара.

      В последние полгода я солидно забил на тренировки, и на то была веская причина – я получал свой самый незабываемый и бесценный жизненный опыт, и мне не только на тренировки пришлось забить.

      Мой жизненный опыт зовут Яна, и, когда на ней женился, я думал, что совмещаю приятное с полезным. Во-первых, у нее третий размер груди и много интересных навыков, во-вторых, ей двадцать, в-третьих, ее отец возглавляет департамент здравоохранения города, и это весьма полезное для меня знакомство. Но ни один из этих фактов не смог компенсировать мне выскобленных до донышка мозгов, шести месяцев полного охреневания от происходящего и пары седых волос на моей башке.

      – Просто никогда не связывайся с малолетками, – советую, снова присматриваясь к доберману.

      Собака ведет себя смирно. Легко задирает заднюю лапу и оставляет на снегу желтое пятно.

      Отвернувшись, начинаю разминать корпус.

      – Я даже не знаю, где они обитают, малолетки твои, – усмехается Чернышов.

      – Не мои.

      Смеется.

      – Ты, однако, встряхнул курятник, – глумится Рус, глядя на дисплей. – На восемнадцатилетках у нас пока никто жениться не додумался.

      – Ей двадцать, – говорю вежливо.

      У нас-то и разница была всего семь лет, но не суть. В данном случае это как семь световых лет.

      Присев, проверяю шнурки.

      Это всестороннее стебание капитально замахало. Я уже месяц как «статус "свободен"», и смешного во всем этом нет ни хрена.

      Главное, что я вынес из своего короткого брака, – это то, что, когда я немного приведу в порядок свою изнасилованную психику, на пушечный выстрел не подойду к женщине, которая будет моложе двадцати пяти или даже двадцати шести лет. А в идеале я бы предпочел, чтобы ей было слегка за тридцать, но точно не двадцать, мать его.

      Двадцатилетние меня больше не вставляют.

      Как и беспричинные капризы, от которых несет лютой жестью, вечные опоздания (без объяснения причин), слезы по поводу того, что в понедельник вечером я явился домой без цветов, таскания по тусовкам с пятницы по воскресенье, ресторанная еда семь дней в неделю, упрямое планирование Нового года на Мальдивах, в то время как мой отпуск запланирован на летние месяцы и никакая бронь не сможет изменить утвержденного ректоратом графика зимней сессии в передовом техническом вузе, где я заведующий кафедрой научных разработок. И все это без учета недоразвитого мировоззрения, чего я по тупости не заметил изначально, потому что был сосредоточен на горизонтальной плоскости наших отношений. Эта плоскость могла бы затмить все другие, если бы у моей бывшей жены был чуть более прокачанный мозг, то есть хотя бы лет на пять вперед.

      Вряд ли в обозримом будущем я вообще задумаюсь о новых отношениях. Меня немного ведет от одной этой мысли, но я готов рассмотреть адекватные варианты, просто чтобы ускорить процесс своего морального выздоровления.

      – Ну что, погнали? – возвращает Рус телефон в карман.

      – Угу… – перехожу на трусцу, с удовольствием отмечая, как начинают разогреваться мышцы.

      Если весной хочу бежать марафон, пора начать нормальные тренировки.

      Делаем большой оборот вокруг пруда и ко второму заходу начинаем ускоряться.

      Постепенно голова отключается, а легкие начинают гореть и качать воздух.

      Здесь отлично чистят дорожки, но, если считать ворон, можно лихо поломаться. В целом же после реконструкции тут только пара неровных мест.

      В ушах немного фонит от собственного дыхания, но даже через этот шум я слышу отдаленный свист и собачий лай, а следом за ним пронзительный женский крик…

      Переглядываемся.

      Меняем направление, не сговариваясь. Выскочив на соседнюю дорожку, осматриваемся.

      Пусто.

      Стараюсь