Мой личный сталкер. Мария Сергеевна Бортник

куда она клонила, – так вот ты мог бы встретиться с ним и обсудить одно предложение.

      – Ты же знаешь, что я туда не пойду. Не хочу в очередной раз позориться. Тем более у меня уже есть работа.

      – Работа? С высшим образованием на стройке кирпичи таскать? Что ты меня позоришь все время, – он услышал легкий смешок от Ксюши, который она пыталась замаскировать под кашель.

      – Я в твои годы уже имела перспективы в жизни, а вы оба знаете, как мне было трудно. И ничего. Отучилась, пошла работать. Это сейчас меняют работу, когда вздумается. Дикость какая, – Валентина Алексеевна в отвращении сморщила лицо, – учатся годами то там, то сям, а толку? Так на работу по профессии и не могут устроиться. Я же все для тебя уже подготовила. Ты бы мог нормально работать, не то, что всякие продавцы в супермаркетах. Вот не послушал мать, и где ты теперь?

      – Я тебя понял, – Родион сидел с безэмоциональным лицом, как будто не с ним разговаривали.

      Он знал, что мать это бесит. Она не могла вынести такого отношения к себе и своим словам.

      Сколько еще раз за вечер это выслушать придется?

      Может свалить домой под каким-нибудь предлогом?

      Хотя, с другой стороны, на столе еще есть что выпить.

      Посижу еще немного.

      – В общем, я уже договорилась о встрече, и только попробуй меня там опозорить.

      – Всенепременно, – конечно идти он никуда не собирался. Позорить их семью ему не впервой.

      Больше никто не обращал на него внимания. Родион был рад, что так рано переехал от нее. В этой квартире ему всегда было невыносимо. Здесь почти ничего не изменилось. Он заметил, что в кухне в верхнем шкафчике в углу все еще стоит та самая коробка из-под обуви, вся потрепанная, но на месте.

      Он сидел на старом диване, который помнил еще с детства. Так и не скажешь, сколько ему лет. Обивку мама берегла, и часто вообще не разрешала им на него садиться в собственном-то доме. Родион практически утопал в нем, и от этого очень ныла поясница. Его щеки горели от выпитого вина, бокал с которым он все крутил в руках, чтобы хоть как-то отвлечься. Их мать не скупилась, как всегда на подобных встречах. Она любила и хотела жить в достатке. И конечно хотела, чтобы об этом достатке знало как можно больше людей.

      Он даже не помнил, какой это был по счету бокал, просто бутылка вдруг оказалась в зоне его досягаемости, и он сам себе начал подливать. Конечно же, слушая от матери по этому поводу. Ведь она не для его рта так старалась.

      Родиону больше нравилась пора лета, когда они приезжали к бабушке в деревню. Тогда все в доме пахло закрутками на зиму. Мать сама этим не занималась, так что бабушка щедро их одаривала, когда они возвращались в город.

      Оливье, селедка под шубой и ее любимая Мимоза. Майонез и куча овощных слоев. Многослойные салаты. Родион сразу вспомнил Шрека из мультика.

      Многослойный.

      Как лук.

      И я многослойный. Многоликий.

      Ксюша, которая тоже сидела на диване возле Родиона (интересно, почему не возле своего мужа), что-то тараторила