Та, что сильнее ветра. Варвара Световцова

за отцом заехала, он как раз на крыльцо вышел, отец мне его и показал. Представительный дядька. Сразу видно ‒ Врач!

      Несмотря на профессию у него было отличное чувство юмора, что очень ценили его пациенты. Лев Мирославович, по крайне мере это имя было написано у него в паспорте, осмотрел маму уже на следующий день после госпитализации и остался доволен увиденным. Профессор, как отец стал называть его практически сразу, сказал, что случай не простой, но он не привык сдаваться. Маму поместили в отдельный бокс и разрешили мужу ее навещать. В больнице на Льва Мирославовича все буквально молились и сумели убедить отца, что жену смогут вылечить.

      В какой-то из дней в палату, где лежала Ольга, зашла медсестра. Женщина после очередного укола спала, Виктор притулился на стульчике и, пользуясь тем, что мама его не видит, сидел с выражением горя на лице. Сестричка зашла так неожиданно, что он не успел привести выражение лица в порядок.

      ‒ Вы не переживайте. Если доктор сказал, что берется, значит, уедете отсюда домой здоровыми. Я бы сама не поверила, если бы не видела, каких он вытягивал.

      В день операции, которую назначили через неделю, все были как на иголках. Отец упросил персонал позволить ему остаться на ночь до и после операции и убедил всех, что отлично выспится на одном одеяле, если его постелить на пол возле кровати жены.

      Девчонки не спали, каждая в своем городе, поселке. Пойти в школу Саша не смогла и на сей раз. Отправив Наташку, она заняла вахту у телефона, дергаясь каждый раз, когда кто-то шумел на площадке.

      ‒ Операция прошла успешно, но одной недостаточно, ‒ голос отца звенел. Он три раза повторил слова врача. – Еще недельку полежим, и потом он ждет нас через полгода в начале мая.

      ‒ Господи, спасибо тебе, спасибо! – Сашка бухнулась на колени прямо в прихожей и принялась молиться. Вчерашняя комсомолка забыла в том момент все заветы атеизма и свое пионерско-комсомольское прошлое.

      Через недельку не получилось, но зато через восемь дней родители были дома. Ходить мама по-прежнему не могла.

      ‒ Это временно, врач сказал, еще немного и нужно начинать расхаживаться. Да, Оль, мы с тобой еще всех за пояс заткнем. Помнишь, как тогда в клубе, ‒ он подмигнул маме, и Саша с удивлением увидела, как мамины щеки из бледно-серых стали розовыми.

      Близился главный праздник года. И в этот раз всю готовку взяла на себя Саша, мама почти все время лежала в комнате, сил не было даже читать.

      Ох и намучились же они, пока бегали перед праздником по магазинам. Советские прилавки никогда не радовали своим изобилием, но в последнее время это стало еще хуже. С полок исчезла даже «собачья радость», над которой кто только не потешался. Иногда выручала тетя Лида. Она приносила с базы продукты и делилась с соседями. А после того, что случилось с мамой, стала помогать еще чаще.

      Вечером за два дня до праздника в дверь позвонили. Открыла Саша. Дядя Федор, с красным от мороза лицом и весь покрытый снегом, всунул ей тяжелый, замотанный в грубую коричневую бумагу сверток.

      ‒