Тегеран-82. Начало. Жанна Голубицкая

затеял программу национализации нефти и убедил шаха Мохаммеда Реза ее подписать. Программа дала надежду на лучшую жизнь простому народу, а шаха рассорила с его английскими друзьями и партнерами. Английские нефтяные компании покинули страну и наложили эмбарго на иранскую нефть. Нефтедобыча на территории Ирана практически прекратилась, последовала инфляция и обнищание беднейших слоев общества. Вспыхнули народные волнения, и в августе 1953-го шах покинул Иран на своем частном самолете, улетев сначала в Ирак, а затем в Италию. Но не прошло и месяца, как он вернулся, заручившись мощной поддержкой Англии и США. Именно поэтому в 80-м многие думали, что Пехлеви снова вернется, ведь такое уже было.

      Когда шах Мохаммед Реза вернулся в Иран, в опалу попал сам Моссадык. Его лишили должности, сослали в глухую деревню и забыли о нем. А вспомнили только после исламской революции – в связи с тем, что он пострадал за свое намерение передать иранские нефтяные месторождения в руки народа. И, недолго думая, новая власть вместо имени беглого шаха дала центральной столичной улице имя последнего из его злейших врагов.

      Для блюстителей исламской морали это примерно то же самое, что для жертв репрессий улицу Сталина переименовать в улицу Берии. И только через пару лет до нового правительства дошло, что Моссадык был страшно далек от идей исламской революции. В 1982-м его имя вымарали из названия главной торговой артерии Тегерана, переименовав ее в Валиаср, коей она и остается по сей день.

      Но День национализации нефти, случившийся при Моссадыке, в Иране поныне ежегодно отмечают, как общенародный праздник.

      Меджлис Ирана принял решение о национализации нефтяной промышленности 15 марта 1951 год, сенат одобрил его 20 марта, поэтому для государственного праздника избрали день между этими важными событиями – 29-го эсфанда или 19-го марта.

      И хотя сегодня Моссадык предан забвению, именно он, как ни крути, был тем, кому впервые удалось отдать нефть народу.

      «Курош» оказался большим двухэтажным универмагом модных товаров с женскими манекенами без чадры в витринах, что говорило о его бездуховности. Чуть позже бесстыжих манекенов нарядят в платки и манто – свободное одеяние вроде не приталенного плаща, прикрывающее попу.

      На первом этаже на каждом шагу стояли гигантские зеркала и прилавки с разнообразной косметикой, возле которых не было продавщиц. Иранки спокойно к ним подходили, брали с подставок «бесхозные» помады и туши и мазались ими перед зеркалами.

      Разумеется, моя мама тут же забыла, зачем мы пришли. Она потянула носом и закатила глаза:

      – Мистерия де Роша от «Роша»! – выдохнула она. – Мои любимые духи!

      С этими словами мама ринулась вперед и растворилась среди бесчисленных лотков с парфюмерией.

      Я поднялась по эскалатору на второй этаж, все равно она за мной не следила.

      Справа от эскалатора был огромный зал, увешанный разнообразной одежд