Всполохи звезды. Часть первая: Явление Мадонны. Маркус Дольчин

ты его «негром» называешь.

      – Но он же негр!

      – Это нетолерантно. Надо его как-то по-другому называть. – наставлял врач.

      – Черный? – спросил фельдшер.

      – Черных и без черных очень много.

      – А они, точно, черные?

      – Кто?

      – Ну, люди не местные?

      – Они ещё и попрошайки?

      – Почему?

      – Ты попрошаек не видел?

      – Видел. А что?..

      – Так у них же первая фраза: «Мы сами люди не местные».

      – Вот, чёрт неумытый… – расстроился Фёдор.

      И, подумав, добавил:

      – Ненавижу негров и расовую дискриминацию.

      – А негров – за что?

      – Слишком многого хотят. А как же его звать?! Не Лумумбыч же?

      – Лумумба – имя собственное, на всех не распространяется.

      – И что теперь делать с другом? —

      Фёдор после тягостного раздумья неожиданно заявил:

      – Всё. Не друг он мне… Правда, звал завтра на вечеринку. Девок приведёт – они на него клюют, как на экзотику. Ну и мне перепадает… Водки выпьем.

      – Только паленую не пейте.

      – С ним невозможно, у него нюх, как у добермана: на течку и контрафакт. – фельдшер продолжил, немного подумав:

      – Нет, он хороший человек. Буду с ним дружить.

      – Так зови его афрос – африканец российский, ну, как афроамериканец, по аналогии.– придумал Афанасий Всеволодович.

      – Ав, аф, рос. Афрос – подходяще! – радостно согласился фельдшер.

      Скорая домчалась до больницы, словно правительственный автомобиль с проблесковым маячком и сиреной, нарушая все мыслимые правила дорожного движения. Ибо задача их не лечить, а доставить тело теплым в лечебное учреждение, а там разберутся.

      Доставленного вытащили из реанимобиля, хлопнула дверь приемного покоя, каталку вкатили в отдельную комнату изношенной больницы. Там, без особой нежности, переложили уже на другую, холодную, металлическую каталку. Пострадавший должен был ощущать себя бревном, застывшим на морозе: невозможно было пошевелиться – так застыли все члены. Тут раздался голос:

      – Ну, что, старатели, показывайте, что нарыли? Ой, какой синенький и уже холодненький! Вот, ироды, со своим телом подпортили нашему замечательному лечебному учреждению прекрасную статистику выживаемости.

      – Михалыч, не разводи демагогию. Принимай неизвестного, как говорят американцы, Джона До. Видишь: сердце ещё бьётся. Документов при нем не нашли, но одет прилично.

      – Ох, какой пульс реденький, и наполнение слабенькое. Бьётся – это слабо сказано. Шевелится – не иначе! Ладно, добрый я сегодня. Давай бумажку, подмахну.

      Зашелестела бумага, по которой мягко прошуршала авторучка.

      – Ладно, валите, скоропомощные, с глаз моих долой – и чтобы они, глаза мои, сегодня вас больше не видели!

      Хлопнула дверь и послышался звук отъезжающей машины.

      Последнее, что помнил доставленный,