Лед в твоем сердце. Ники Сью

отразится на его репутации?

      – Серьезно? Хотите выложить это в сеть? – глухо произношу, ушам своим не веря. Нет, мы с отцом любовью друг к другу не брызжем. Наоборот, он все мечтает сослать меня подальше, потому что проблем выше крыши от сынка. После того как застал его в койке с очередной секретаршей, хотелось уколоть сильней, сломать. Мать он сломал, а сам ходит с проклятой улыбающейся рожей. Тошно. И, наверное, я бы согласился на этот видос. Пусть бы выложил дирек, пусть бы вся карьера отца полетела в тартарары. Но мать не простит. Она типа любит еще, типа надеется. Совсем гордости нет. Склонила голову, как страус, и ждет своего чуда.

      – Именно! Но могу и не выкладывать.

      – В опасные игры играете, Анатолий Викторович.

      – Не опасней ваших, Тимур. Так что? Может, все же договоримся?

      – Не боитесь? – наклоняю голову, подперев ладошкой подбородок. Неужели этот мудак не понимает, что мне дорогу переходить не стоит? Совсем отбитый, что ли? Или еще не понял, какой я человек?

      – А должен? – спокойно спрашивает. И глазом не повел, вот это стойкость. Другие на его месте потом изливались, заикаться начинали.

      – И что вы хотите взамен?

      – Никаких драк до конца года, фокусов и срыва уроков, вам тут учиться осталось два месяца. Давайте разойдемся мирно, Тимур? И, конечно, прекратите травить учителей. Во-первых, они старше, а во-вторых, им и самим не особо хочется вас, молодой человек, учить. Но иногда выбора нет. Понимаете?

      – Хотите повесить мне на глотку ошейник?

      – Всего лишь хочу, чтобы мы спокойно дожили два месяца. И все.

      – Ладно, – соглашаюсь вслух, но не сердцем. Чтобы я перед кем-то голову склонил, не бывать этому. – Будет вам счастье в виде двух месяцев Рая. Все? Могу идти?

      – Можете идти, Авдеев. Надеюсь, слово вы держать умеете.

      – И вы тоже не забудьте сдержать.

      Этот разговор меня задел. Вообще, надо что-то делать со своим буйным характером, потому что каждый раз, когда кто-то пытается припугнуть, включается ответная реакция. Рудковскому я отомстил в тот же вечер. Поймал его и объяснил, с кем можно вести задушевные беседы, а с кем – нет. Однако видео уже было у дирека, и вернуть его никак не получится. Тут и дурак поймет. Выход оставался один – нагнуть мужика.

      Помощь пришла откуда не ждали. Учителя в столовке обсуждали Анатольевича, ну и проболтались про его дочку. Оставалось дело за малым: выяснить, как зовут, где учится, сколько лет. Все это было несложно, по крайней мере, когда у тебя есть деньги. А у меня они были. Вернее, они были у отца.

      Мне хотелось принести директору видео с его дочкой и усмехнуться в лицо. Посмотреть, как он будет умолять остановиться. Но в итоге все пошло не так.

      Когда придурок Гева мне прислал первый отчет, я просмотрел файл раза четыре. Взгляд Маши Уваровой застыл где-то на затворках моего разума. Он так и кричал: «Мне страшно, но вы меня не сломаете». Девчонка безумно напоминала своего папика, такая же уверенная и глупая.

      Меня распирало увидеть ее слезы. Пусть просит пощады, пусть дирек