Арка Купидона. Татьяна Гармаш-Роффе

одной главы, а, писательница моя? Нужна не только завязка, но и развязка!

      – Очень остроумно. До развязки вам с Алешей еще далеко, можешь не сомневаться!

      – Это почему еще?

      – Ну как же, ведь парни ему ответили: «Наш отец умер три года назад».

      – Ты ведь не слушала меня!

      – Не слушала, – согласилась Ксения. – Но слышала. Так бывает.

      – У тебя одной, подозреваю. Ты талант. – Реми поцеловал жену.

      – А отчим, ты только что сказал, – не отвлеклась Ксюша на мужнин поцелуй, – скончался пять лет тому назад. И родного отца они не знают, поскольку в их метрике стоит прочерк. Значит, в сюжет кто-то еще затесался. Тот, кого они считают отцом. Или он и вправду отец.

      – До чего умная у меня жена!

      – Более того, скажу я тебе, там ведь любовник наличествовал, в истории этой. Может, он и есть отец? И знают ли об этом парни?

      – Восхищен. Преклоняю колена, – рассмеялся Реми.

      Ксюша вскочила, захлопала в ладоши.

      – Классная история! Когда в Москву летим?

      Увлечение Ксюши расследованиями Реми устраивало: теперь ему редко приходилось оставлять ее в одиночестве. И она не скучала, и ему веселее. К тому же у милой женушки голова работала отлично, и ее соображения нередко оказывались весьма ценными.

      – Пока не знаю. На днях.

      – И я родителей увижу… И Сашку… И Лешу… И племяшек… – Она мечтательно оглядела потолок.

      – Да ладно, – насупился Реми, – будто ты просто так съездить к ним не можешь! У тебя муж Синяя Борода, он тебя не пускает?

      Ксюша взлетела с дивана, обняла Реми за шею и закружилась с ним по комнате.

      – У меня лучший муж в мире! Поэтому мне не хочется оставлять его одного!

      – Я все понял. Ты ревнуешь. Я такой прекрасный и классный, что ты опасаешься, как бы меня не соблазнили какие-нибудь левые девицы.

      – Дурак, – шутливо обиделась Ксюша. – Я сама прекрасная и классная!

      Реми знал это русское слово, «дурак», и оно у него неизменно вызывало приступ смеха. Иногда он в ответ тоже называл ее «дурак», но Ксюша не собиралась исправлять ошибку и подсказывать мужу слово в женском роде. Почему-то слово «дурак», произнесенное шутливо, звучит вполне прикольно; но «дура»… Как ни произнеси, а все грубо. По крайней мере, так ей казалось.

      – На днях? А точнее нельзя?

      – Вот навестим больного, – он просил приехать к нему, – и тогда решим. Но скоро, Ксю. Дело срочное, человек ведь при смерти…

      Врач предупредил: говорить следует тихо, любой громкий звук режет слух больному.

      Реми с Ксенией вошли в палату. Этьен Пасье сидел на кровати с поднятым изголовьем. Он был сер и чрезвычайно худ: страшный диагноз отпечатался в его облике.

      – Бонжур, месье Пасье, – поприветствовал его Реми.

      – Присядьте, – Этьен слабо махнул рукой, указывая на кресло и стул возле кровати. – Мэтр Бонфис хвалил вас, – он посмотрел на Реми. – А вы, значит, русская… Будете помогать супругу разбираться во всех тонкостях русского языка