Девятый вал. Александр Клим

на её лице. Стоп, не может быть, ведь, или может, что с этой девушкой и почему она такая странная? Нужно поговорить с помощником, когда он проснётся, может, с его слов я смогу составить картину, которая не будет резать мне глаз, – подумал мэр и, вновь обратившись к Маре, сказал:

      – Ах да, вы не могли бы помочь с организацией похорон, раз уж вы были так близки.

      Она замешкалась, сразу не дав ответа, она просто смотрела в глаза мэра. Он вопрошающе поднял бровь.

      – Э, да, конечно, сэр, помогу, простите меня, – и она выбежала за дверь, не закрыв её.

      Похороны – Смерть

      – Опять этот сраный дождь, он никогда не закончится, сколько можно лить, – бубнил себе под нос один из гробовщиков, что стояли вчетвером у массивного деревянного гроба. Невиданная роскошь в наши дни. По истории мы знали, что раньше, пару столетий назад, большинство людей хоронили в деревянных гробах, пренебрегая экологическими правилами земли. И сейчас это не запрещено, но стоит такой гроб непомерно дорого и просто не по карману даже рядовому чиновнику или бизнесмену. Но хоронили Циллиону, дочь самого преданного городу и государству чиновника, из отдела расследований экономических преступлений, мистера Сэм Идри-Ток и его жены Марго Идри-Ток. Вокруг разрытой в земле ямы, куда позже будут опускать закрытый гроб, собралось немало людей. «Девочка была хорошей, умной и красивой, никому ничего не сделала, так за что её, да таким варварским способом», – шептались в толпе. Родители стояли молча в первых рядах, по обе стороны все высокопоставленные лица города, вплоть до независимого смотрителя управ делами города. Все опустили головы и молча смотрели в землю.

      На земле лежала девушка, потёки крови на губах, связанные руки за спиной, ноги в коленях. Она одета в ночную рубашку.

      – Тебе помочь? – раздался женский голос сверху.

      – Нет, иди работай, – рявкнул я и, закинув девушку на верстак, достал ножовку.

      Священник в длинной рясе и огромным золотым крестом на груди, открыл Библию и, найдя нужный стих, начал читать нараспев, поддерживаемый тремя молодыми послушницами. И в это же мгновение не выдержала мадам Ток, навзрыд крича, она кинулась к лежавшей в гробу дочери, убиваясь и громко кляня этот город, мужа и всех его коллег. Никто, все молча стояли, никто не смел ей возразить, сейчас ей можно говорить, сейчас ей позволено многое, она скорбит, она взывает к небесам, она теряет связь с ребёнком. Это уже после ей скажут, ей сделают замечание, её изобьют до потери сознания, в подвале родного дома, там, где у хозяина семьи Токов расположен рабочий кабинет, там, где он неоднократно пристрастно вёл бесконечные беседы с подозреваемыми, коллегами, подчинёнными. И лишь иногда пробивались сквозь ночную тишину резко обрывающиеся крики и глухие стуки, монотонные глухие стуки.

      Монотонные, одинаково амплитудные движения пилы медленно, но верно разрезали плоть, распиливали хрящи и небольшие кости шеи девушки, чья голова спустя мгновение глухо упала в бережно подставленное ведро.

      – Ну вот и всё, – сказал я тихо. – Точка не возврата,