Семь дней в июне. Тиа Уильямс

кивнул. Поколебался. Потом засунул кулаки в карманы и направился к ней.

      Ева убрала телефон в клатч. Когда она подняла голову, он стоял перед ней. Прямо перед ней.

      В зале жужжали разговоры. Но для Евы все внезапно стихло до неясного гула. Боже, неужели он стал выше ростом? Так спокойно держится. Такой широкоплечий, такой… большой. Его слишком много.

      Ева напомнила себе, что нужно дышать. Она не собиралась делать это сейчас. Смотреть на него вот так, на людях. После их маленького представления на сцене у них сложилась аудитория.

      – Привет, незнакомец, – сказала она и всем телом вздрогнула.

      – Привет.

      Глаза Шейна остановились на ее глазах. Ее желудок сжался.

      «Ты в порядке. Просто скажи, что нужно сказать, и быстро уходи. Давай, прямо сейчас…»

      – Ты можешь…

      – Ты хочешь…

      – Извини, ты первая.

      – Нет, ты.

      Ева сосредоточилась, расправила плечи и попробовала еще раз. Это было мучительно.

      – Ты можешь встретиться со мной в кафе «Костюшко», недалеко от Восточного бульвара? Завтра утром, в десять?

      Шейн редко делал то, что ему говорили. Но на это предложение энергично кивнул.

      – Да, давай так и поступим.

      – Хорошо, – сказала Ева и бездумно забормотала: – Я бы… э-э… встретилась сейчас, но мне… Мне нужно купить кое-что для художественного проекта дочери. Перья. Хэштег – мамины хлопоты! А еще мне нужно вылезти из этого платья.

      Она сунула ему в руку клочок бумаги. Это был номер ее телефона, нацарапанный на чеке из ресторана Hale and Hearty, который нашелся в сумочке. – На всякий случай, вдруг пригодится…

      Шейн положил его в карман джинсов и, задумавшись, сказал:

      – Слушай. Я не знал, что ты будешь здесь.

      – Давай потом.

      – Честно говоря, тебя не было в списке приглашенных. Я бы не пришел вот так…

      – Все потом.

      Еве нужно было выйти из зала, но она не могла пошевелиться. Так и стояла – в висках стучало, сердце колотилось. Гости выходили из зала, строили планы на остаток вечера, фотографировались, смеялись. Все было нормально. А Шейн и Ева застыли посреди всего этого. Были кем угодно, но только не такими, как остальные.

      Повинуясь импульсивности, с которой, как Ева надеялась, рассталась навсегда, она смело подалась к Шейну, сокращая расстояние между ними. Они стояли близко. Слишком близко.

      – Только вот что, – прошептала она, чуть ли не касаясь губами его подбородка. Она не хотела, чтобы их услышали. – Пока не забыла.

      – Что?

      – Перестань писать обо мне.

      Только Ева могла заметить перемену в его выражении лица. Она увидела, как он слегка поморщился. Его губы медленно изогнулись в довольной улыбке. Бронзово-янтарные глаза вспыхнули, будто он годами ждал этих слов. Словно девочка, чьи косички он дергал на перемене целый год, наконец-то дала ему отпор. Он был доволен.

      Голосом, одновременно хриплым и низким, и таким знакомым, Шейн ответил:

      – Ты