Хорошая моя. Ирина Ваганова

парусником плывущее по небу, потом смачно сморкнулся в сторону, вытер нос рукавом пыльной спецовки, кашлянул и спросил:

      – Значит, говоришь, совет нужен. А почему я? Мой, то есть?

      – Ты хороший, дядя Саш.

      – А-а-а… Вот, значит, как, – он понимающе закивал. – О себе, разве, рассказать.

      – О себе, – поспешно согласился Николай.

      – У нас ведь с моей Клавой всё просто было. Без этих штук. Я тогда в городском хозяйстве работал, а она в техникуме училась. Вызвали нас на аварию туда. Приезжаем: мать честная! Море. Прямо перед крыльцом люк сорвало, вода вонючая хлещет, всю площадь затопило.

      Рассказчик замолчал, снова подняв глаза к небу.

      – Ну? – поторопил его Николай. – Дальше что?

      – Так что? Ничего особенного. Аварию устранили, хлестать перестало, а лужа-то не уходит. Девчата, что после занятий вышли, на крыльце столпились. Не хотят в туфельках вброд идти. Вот и стали мы их по одной перетаскивать.

      – На руках?

      – Кого на руках, кого на закорках, а кого потяжелей вдвоём, руки корзинкой сцепив.

      – А Клава?

      Дядя Саша засмеялся:

      – Моя тогда форсунья была! В коротенькую юбочку вырядилась. Жмётся так к стенке, никому не даётся. Не хочет, знаешь, трусами светить. Одна осталась. Мужики ржут, наперебой себя предлагают.

      – А ты?

      – Я так, знаешь, решительно подошёл, под попу поднял и прижал к себе. Она испугалась, ручонками шею мне обвила, а ногами талию обхватила. Так я её под аплодисменты и перенёс на сухое место.

      – А Клава?

      – Она, только на землю встала, посмотрела мне в глаза и говорит: «Теперь вы обязаны на мне жениться».

      – Ух!

      – Вот тебе и ух. Получается, она мне предложение сделала.

      Коля разочарованно вздохнул:

      – Ты не говорил, что любишь?

      – Не помню, может, когда и говорил. Чего только в пылу не сболтнёшь. Да ведь это… слова не главное. Если твой человек, и она, и ты сразу почувствуете.

      Слова – не главное. Вот что уяснил Николай из дяди Сашиного совета. Наверное, Катя пошутила. Нужно у неё спросить.

***

      Точно. Пошутила. Когда этим же вечером Коля поскрёбся в Катину комнату, она бросила на него сердитый взгляд:

      – Чего тебе? – отмахнулась от сбивчивого объяснения. – Опять ты со своими глупостями! Скажи лучше, с Ольгой поговорил?

      – С Ольгой? Почему? – растерялся Коля, ведь речь шла о Маше.

      – Как? Ты же обещал! – сестра отбросила компьютерную мышь и развернулась вместе с креслом. – Вот навязался идиот на нашу голову! Ты совсем не соображаешь? Кто согласился мою долю покупать? А? Пушкин?

      – Пушкин?

      – Проклятье! – Катя вскочила и кинулась к брату, занося руку для удара.

      Он не отпрянул, даже не пошевелился, чтобы тронуть обожженную пощёчиной скулу.

      – Прости. Я забыл.

      – Забыл он, – сестра трясла кистью, ей тоже было больно. – Вот что! Не смей откладывать, прямо сейчас иди к