Дерево игры. Юлия Комарова

сладкий покой, что мне всерьёз верилось: судьба этого младенца будет счастливой и доброй. Не может не быть такой, раз началась здесь, во глубине вятских лесов.

      Поминки

      Вся деревенская жизнь держится на женщинах: они работают на тяжелых сельхозработах, держат скот. Коров имеет даже продавщица Жанна, принадлежащая к местной элите. И каких коров! Таких красавиц я больше нигде не видела. Особенно поразили меня однажды своеобразные скачки: коровы испугались грома и помчались по дороге к своему дому на всех парах. Вот это было зрелище! Оказывается, они могут быть вполне грациозными и очень быстрыми.

      Женщины разводили и огород. Некоторые особенно продвинутые выращивали в парниках помидоры и огурцы. Надо сказать, что в нашей местности и яблоки сами не вызревают, не то что помидоры. Баба Тоня была как раз такая: что ни посадит, всё растёт. Помню, она принесла мне на новоселье в новенький отстроенный дом несколько кустов помидоров. У нее легкая рука. Была. И очень живой нрав. Все время что-то рассказывала, смеялась. А потом инсульт.

      Никитич её был мужичок-умелец: распускал мешки из-под сахара, а из волокна плел венички для обметания снега или мытья галош – очень актуальный промысел, поскольку в нашей деревне было всего два состояния дорог – снег и грязь. Через огромные лужи ходили по деревянным настилам, да и то не везде, а только там, где не ездил транспорт, а у каждой двери стояла лохань с водой, в которой обмывали сапоги или галоши, прежде чем ступить в ограду. Ограда – это весь двор с хозяйственными постройками, который покрывают одной крышей. Дело в том, что зимой снег может занести все постройки под самый конек, и тогда не пройдешь ни в туалет, ни к скотине.

      Никитич сух, строг и – теперь одинок. Редкие седые волосы зачесаны назад, тонкий большой нос заострился, почти обесцветились глаза. Ходят легенды, что во времена колхоза дед был героем труда и любителем выпить. Совмещал. Колхоза давно нет, а рядом с маленькими сельскими домиками выросли двух-трехэтажные виллы и коттеджи. Все изменилось – и внутри села, и снаружи.

      Последние годы Никитич за бабой Тоней ухаживал лучше всякой сиделки. И перестал пить.

      – Печень не велит!

      Сегодня на поминках он трезв и ясен. Народу неожиданно много – и родные, и друзья, некоторые приехали специально из города, каждый подходит с соболезнованиями, воспоминаниями об усопшей. А Никитич молчит. Я присела рядом с ним на лавочку у ворот не ради общения – я не люблю похороны, не знаю, что можно сказать человеку, который потерял близкого, как утешить. Но мне показалось, что надо просто побыть рядом. И я сижу и почему-то вспоминаю, как 1 сентября все деревенские пошли в школу, а мы – на прогулку. И встретили бабу Тоню с корзинкой грибов. В лесу нас поразила небывалая тишь. Вот еще вчера он был полон гомона птиц, шума деревьев, движения ветвей, и вдруг сегодня он замер, затих. Притаился. Мы остановились на тропе и услышали… как падает лист. Сначала услышали, а потом увидели. Настоящее кино: тихо и плавно, раскачиваясь лодочкой в прозрачном воздухе, медленно слетает с дерева желтый лист. Т-с-с-с!